Вот он раз сидел и читал газету, а мама пришивала мне воротник к куртке.

Я сказал:

Пап, а ты знаешь, сколько в озеро Байкал можно напихать Азовских морей?

Он сказал:

Не мешай...

Девяносто два! Здорово?

Он сказал:

Здорово. Не мешай, ладно?

Я сказал:

Ты художника Эль Греко знаешь?

Он кивнул. Я сказал:

Его настоящая фамилия Доменико Теотокопули! Потому что он грек с острова Крит. Вот этого художника испанцы и прозвали Эль Греко!.. Интересные дела. Кит, например, папа, за пять километров слышит!

Папа сказал:

Помолчи хоть немного... Хоть пять минут...

Но у меня было столько новостей для папы, что я но мог удержаться. Из меня высыпались новости, прямо выскакивали одна за другой. Потому что очень уж их было много. Если бы их было поменьше, может быть, мне легче было бы перетерпеть, и я бы помолчал, но их было много, и поэтому я ничего не мог с собой поделать.

Я сказал:

Папа! Ты не знаешь самую главную новость: на Больших Зондских островах живут маленькие буйволы. Они, папа, карликовые. Называются кентусы. Такого кентуса можно в чемодане привезти!

Ну да? - сказал папа. - Просто чудеса! Дай спокойно почитать газету, ладно?

Читай, читай, - сказал я, - читай, пожалуйста! Понимаешь, папа, выходит, что у нас в коридоре может пастись целое стадо таких буйволов!.. Ура?

Ура, - сказал папа. - Замолчишь, нет?

А солнце стоит не в центре неба, - сказал я, - а сбоку!

Не может быть, - сказал папа.

Даю слово, - сказал я, - оно стоит сбоку! Сбоку припека.

Папа посмотрел на меня туманными глазами. Потом глаза у него прояснились, и он сказал маме:

Где это он нахватался? Откуда? Когда?

Мама улыбнулась:

Он современный ребенок. Он читает, слушает радио. Телевизор. Лекции. А ты как думал?

Удивительно, - сказал папа, - как это быстро все получается.

И он снова укрылся за газетой, а мама его спросила:

Чем это ты так зачитался?

Африка, - сказал папа. - Кипит! Конец колониализму!

Еще не конец! - сказал я.

Что? - спросил папа.

Я подлез к нему под газету и встал перед ним.

Есть еще зависимые страны, - сказал я. - Много еще есть зависимых.

Он сказал:

Ты не мальчишка. Нет. Ты просто профессор! Настоящий профессор... кислых щей!

И он засмеялся, и мама вместе с ним. Она сказала:

Ну ладно, Дениска, иди погуляй. - Она протянула мне куртку и подтолкнула меня: - Иди, иди!

Я пошел и спросил у мамы в коридоре:

А что такое, мама, профессор кислых щей? В первый раз слышу такое выражение! Это он меня в насмешку так назвал - кислых щей? Это обидное?

Но мама сказала:

Что ты, это нисколько не обидное. Разве папа может тебя обидеть? Это он, наоборот, тебя похвалил!

Я сразу успокоился, раз он меня похвалил, и пошел гулять. А на лестнице я вспомнил, что мне надо проведать Аленку, а то все говорят, что она заболела и ничего не ест. И я пошел к Аленке. У них сидел какой-то дяденька, в синем костюме и с белыми руками. Он сидел за столом и разговаривал с Аленкиной мамой. А сама Аленка лежала на диване и приклеивала лошади ногу. Когда Аленка меня увидела, она сразу заорала:

Дениска пришел! Ого-го! Я вежливо сказал:

Здравствуйте! Чего орешь, как дура?

И сел к ней на диван. А дяденька с белыми руками встал и сказал:

Значит, все ясно! Воздух, воздух и воздух. Ведь она вполне здоровая девочка!

И я сразу понял, что это доктор.

Аленкина мама сказала:

Большое спасибо, профессор! Большое спасибо, профессор!

И она пожала ему руку. Видно, это был такой хороший доктор, что он все знал, и его называли за это «профессор».

Он подошел к Аленке и сказал:

До свидания, Аленка, выздоравливай.

Она покраснела, высунула язык, отвернулась к стенке и оттуда прошептала:

До свидания...

Он погладил ее по голове и повернулся ко мне:

А вас как зовут, молодой человек?

Вот он какой был славный: на «вы» меня назвал!

Я Денис Кораблев! А вас как зовут?

Он взял мою руку своей белой большой и мягкой рукой. Я даже удивился, какая она мягкая. Ну прямо шелковая. И от него от всего так вкусно пахло чистотой. И он потряс мне руку и сказал:

А меня зовут Василий Васильевич Сергеев. Профессор.

Я сказал:

Кислых щей? Профессор кислых щей?

Аленкина мама всплеснула руками. А профессор покраснел и закашлял. И они оба вышли из комнаты.

И мне показалось, что они как-то не так вышли. Как будто даже выбежали. И еще мне показалось, что я что-то не так сказал. Прямо не знаю.

А может быть, «кислых щей» - это все-таки обидное, а?

Фразеологизм «Профессор кислых щей» значение

Так презрительно осаживают малограмотного человека, вздумавшего рассуждать о вещах, в которых сам ни уха ни рыла. Суди, мол, дружок, не выше сапога. В кислых щах ты, может быть, и разбираешься, а вещи серьёзные тебе недоступны. Впрочем, такая ли простая вещь — кислые щи? Вот недавно знатоки русской старины выкопали любопытный факт: оказывается во времена Екатерины II в оранжереях русских вельмож выращивалось такое количество ананасов, что их квасили в бочках, а потом варили из них кислые щи. С тех пор немало ананасов было
испорчено в попытках сварить из них мясной суп. И того невдомёк доморощенным профессорам, что кислыми щами в былые времена называли вовсе не суп, а напиток наподобие кваса. Вот как Hиколай Васильевич Гоголь завершает описание первого дня Чичикова в губернском городе NN:
«День, кажется, был заключён порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном во всю насосную завёртку, как выражаются в иных местах обширного русского государства». Суп с квашеной капустой в бутылках, как известно, не подают. Так что тепличные ананасы, предназначенные для щей, мариновали (в бочонках, естественно, в чём же ещё можно было запасать продукты двести с лишним лет назад!), а потом готовили из них шипучий напиток «на семи солодах», что-то вроде сидра.
Вкусно, должно быть, было…

«Ах ты, профессор кислых щей! Ах ты, чтоб тебя! Что же это такое?» —
Василий Аксенов «Апельсины из Марокко».

Вот он раз сидел и читал газету, а мама пришивала мне воротник к куртке.

Я сказал:

— Пап, а ты знаешь, сколько в озеро Байкал можно напихать Азовских морей?

Он сказал:

— Не мешай…

— Девяносто два! Здорово?

Он сказал:

— Здорово. Не мешай, ладно?

Я сказал:

— Ты художника Эль Греко знаешь?

Он кивнул. Я сказал:

— Его настоящая фамилия Доменико Теотокопули! Потому что он грек с острова Крит. Вот этого художника испанцы и прозвали Эль Греко!.. Интересные дела. Кит, например, папа, за пять километров слышит!

Папа сказал:

— Помолчи хоть немного… Хоть пять минут…

Но у меня было столько новостей для папы, что я но мог удержаться. Из меня высыпались новости, прямо выскакивали одна за другой. Потому что очень уж их было много. Если бы их было поменьше, может быть, мне легче было бы перетерпеть, и я бы помолчал, но их было много, и поэтому я ничего не мог с собой поделать.

Я сказал:

— Папа! Ты не знаешь самую главную новость: на Больших Зондских островах живут маленькие буйволы. Они, папа, карликовые. Называются кентусы. Такого кентуса можно в чемодане привезти!

— Ну да? — сказал папа. — Просто чудеса! Дай спокойно почитать газету, ладно?

— Читай, читай, — сказал я, — читай, пожалуйста! Понимаешь, папа, выходит, что у нас в коридоре может пастись целое стадо таких буйволов!.. Ура?

— Ура, — сказал папа. — Замолчишь, нет?

— А солнце стоит не в центре неба, — сказал я, — а сбоку!

— Не может быть, — сказал папа.

— Даю слово, — сказал я, — оно стоит сбоку! Сбоку припека.

Папа посмотрел на меня туманными глазами. Потом глаза у него прояснились, и он сказал маме:

— Где это он нахватался? Откуда? Когда?

Мама улыбнулась:

— Он современный ребенок. Он читает, слушает радио. Телевизор. Лекции. А ты как думал?

— Удивительно, — сказал папа, — как это быстро все получается.

И он снова укрылся за газетой, а мама его спросила:

— Чем это ты так зачитался?

— Африка, — сказал папа. — Кипит! Конец колониализму!

— Еще не конец! — сказал я.

— Что? — спросил папа.

Я подлез к нему под газету и встал перед ним.

— Есть еще зависимые страны, — сказал я. — Много еще есть зависимых.

Он сказал:

— Ты не мальчишка. Нет. Ты просто профессор! Настоящий профессор… кислых щей!

И он засмеялся, и мама вместе с ним. Она сказала:

— Ну ладно, Дениска, иди погуляй. — Она протянула мне куртку и подтолкнула меня: — Иди, иди!

Я пошел и спросил у мамы в коридоре:

— А что такое, мама, профессор кислых щей? В первый раз слышу такое выражение! Это он меня в насмешку так назвал — кислых щей? Это обидное?

Но мама сказала:

— Что ты, это нисколько не обидное. Разве папа может тебя обидеть? Это он, наоборот, тебя похвалил!

Я сразу успокоился, раз он меня похвалил, и пошел гулять. А на лестнице я вспомнил, что мне надо проведать Аленку, а то все говорят, что она заболела и ничего не ест. И я пошел к Аленке. У них сидел какой-то дяденька, в синем костюме и с белыми руками. Он сидел за столом и разговаривал с Аленкиной мамой. А сама Аленка лежала на диване и приклеивала лошади ногу. Когда Аленка меня увидела, она сразу заорала:

— Дениска пришел! Ого-го! Я вежливо сказал:

— Здравствуйте! Чего орешь, как дура?

И сел к ней на диван. А дяденька с белыми руками встал и сказал:

— Значит, все ясно! Воздух, воздух и воздух. Ведь она вполне здоровая девочка!

И я сразу понял, что это доктор.

Аленкина мама сказала:

— Большое спасибо, профессор! Большое спасибо, профессор!

И она пожала ему руку. Видно, это был такой хороший доктор, что он все знал, и его называли за это «профессор».

Он подошел к Аленке и сказал:

— До свидания, Аленка, выздоравливай.

Она покраснела, высунула язык, отвернулась к стенке и оттуда прошептала:

— До свидания…

Он погладил ее по голове и повернулся ко мне:

— А вас как зовут, молодой человек?

Вот он какой был славный: на «вы» меня назвал!

— Я Денис Кораблев! А вас как зовут?

Он взял мою руку своей белой большой и мягкой рукой. Я даже удивился, какая она мягкая. Ну прямо шелковая. И от него от всего так вкусно пахло чистотой. И он потряс мне руку и сказал:

— А меня зовут Василий Васильевич Сергеев. Профессор.

Я сказал:

— Кислых щей? Профессор кислых щей?

Аленкина мама всплеснула руками. А профессор покраснел и закашлял. И они оба вышли из комнаты.

И мне показалось, что они как-то не так вышли. Как будто даже выбежали. И еще мне показалось, что я что-то не так сказал. Прямо не знаю.

А может быть, «кислых щей» — это все-таки обидное, а?

Читая произведения писателей прошлого, нередко встречаем нелепые по нынешним понятиям фразы:

«...запил обед бутылкой щей, в которую с вечера бросил изюминку (ради брожения приятного)» или «напеня кружку кислых щей».

Оказывается, это тоже квас, но шипучий. В книге «Москва и москвичи» В. А. Гиляровский пишет, что в купеческом клубе на Дмитровке подавали «кислые щи — напиток, который так газирован, что его приходилось закупоривать в шампанки, а то всякую бутылку разорвет».

Повар клуба, десятипудовый Ленечка, говорил: «Кислые щи в нос шибают, а хмель вышибают!» — и пил тот напиток пополам с замороженным шампанским.

Готовят их только из хлебной муки, и от обыкновенного кваса отличны они повышенной игривостью.

Возьми четверик яшного солоду, четверик ржаного, четверик муки «крупчатой», четверик пшенной, полчетверика яшной и четверик гречневой.

Все оные смешай в чану вместе и наливай кипятком, разбивая веслом комья, мешай беспрестанно часа три.

Сей раствор ставить в печь не должно, чтобы квас «Кислые щи» не был красного цвету, но имел колер белый.

В остальном поступай, как предписано о квасе красном, то есть добавляй закваску и ставь для брожения.

У Пушкина в «Арапе Петра Великого» читаем: «А кто виноват? — сказал Гаврила Афанасьевич, напеня кружку кислых щей ».

Пушкин, черновик «Евгения Онегина»:

«Приму в родство себе лакейство:

У них орехи подают

Да кислы щи в театре пьют »

Вспомните, как Hиколай Васильевич Гоголь завершает описание первого дня Чичикова в «Мертвых душах»: "… День, кажется, был заключён порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном во всю насосную завёртку, как выражаются в иных местах обширного русского государства".

Как же так?! Суп — в бутылках?!

Невдомек острякам, что «кислыми щами» назывался напиток наподобие кваса «о семи солодах».

Во времена Екатерины II в оранжереях русских вельмож выращивалось такое количество ананасов, что их квасили в бочках, а потом варили из них «кислые щи», т.е. тепличные ананасы, мариновали в бочонках, а потом готовили из них шипучий напиток «на семи солодах», что-то вроде сидра, который разливался, естественно, в бутылки.

Так что выражение «профессор кислых щей» на самом деле означает «мастер досужих бесед за стаканом напитка», или попросту — балабол.

К слову: в XIX веке «подмосковные» ананасы выращивали в усадьбе Узкое у графа П.А. Толстого, в Горенках у графа А.К. Разумовского, в московском Нескучном саду П.А. Демидова, в Архангельском у Б.Н. Юсупова, в Кусково у Н.П. Шереметева, в оранжереях Царицына, в Марфино у графа И.П. Салтыкова, в Люблино у Н.А. Дурасова, в Раменском у князя П.М. Волконского и во многих других усадьбах.

Не менее широко выращивались и «петербургские» ананасы, там был выведен специальный холодостокий сорт ананаса, отличавшийся шарообразной формой соплодия.

Причем было выращивание ананасов поставлено на широкую ногу: из московской домовой конторы князя Голицына за 1856г.

«Продано Московскому времянному купцу Егору Васильеву Ботвинскому:

ананасов 385 шт. по 8 руб. 75 коп. за шт.;

винограду 3 пуд 10 фун по 60 руб. за пуд;

земляники крупной 445 шт. (на 35 руб.);

ананасов поздних мелких 16 шт. по 3 руб.50 коп.

Итого ассигн. - 3630 руб.25 коп.»

(Архивный документ цитируется согласно тексту, приведенному Е.В. Олейниченко в книге «Князь С.М. Голицын - хозяин усадьбы Кузьминки»).