Ревность. «Не доставайся же ты никому! Женская логика

Выигрывают хитрые. Побеждают сильные. Успех порождает успех. Все что ни делается, делается к лучшему. Какие еще стереотипы мышления, приобретенные в школе жизни, мы воспринимаем как истину в последней инстанции?
Не все так однозначно, как кажется на первый взгляд. Познание себя — вещь увлекательная. После тренингов по системно-векторной психологии Юрия Бурлана на свое прошлое, своих родных и близких я смотрю совершенно по-другому. Необъяснимые поступки стали понятными.

Ясное видение ценностей других людей позволило мне понять, откуда дует ветер при возникновении личной неприязни или наоборот, любви с первого взгляда.

Вадим

Муж моей подруги. Один его взгляд и я готова была провалиться сквозь землю. Полный неприязни и обиды, всегда исподлобья и с подозрением.

Факт остается фактом. Многочисленные друзья Светы таяли, словно снег весной после знакомства с ним. Никто ничего плохого сказать о Вадиме не мог, но и общаться с ним не стремились.

Нелюдимый, замкнутый, угрюмый. Отличный семьянин. Строгий, любящий отчим. Заботливый сын. Сидел спокойно в «замах» и стать руководителем вовсе не стремился. Несмотря на то, что его подталкивала жена и даже уговорила сходить на тренинг развития лидерских способностей. Безрезультатно. Вадим слыл мастером своего дела, был известен в узких кругах профессионалов, но встать во главе паровоза или создать собственный бизнес он так и не смог. Денег ему хватало. Жене не хватало, а ему хватало. Удивительное дело.

Все гости для него были грязными, «воняли» в его квартире, поэтому он настаивал на том, чтобы супруга ограничила свой круг общения. Принадлежала только ему.

Не про меня

Шокирующие истории по телевизору о домашнем насилии Светка пропускала мимо ушей. Как и интервью избитых жен о том, что до этого рокового случая муж был паинька, лишь изредка демонстрировал нрав Отелло.
Света умная, предусмотрительная, с ней точно такое не может случиться. Она сумеет вовремя среагировать, избежать крайностей.

Точка невозврата

В тот вечер Света задержалась на деловой встрече — согласовывала условия контракта с поставщиками, потом попала в пробку, а батарея на телефоне как назло разрядилась. Поставила машину на стоянку, тихонько открыла замок во входной двери. Все должны были спать. Не тут-то было: в спальне ее поджидал разъяренный муж.

Что ты за жена такая? Еще мать двоих детей называется! Где ты ночами ходишь?

Вадим прижал Свету к стенке. Еще никогда в жизни ей не было так страшно. Кричать, звать на помощь она боялась — дети могут напугаться, ладно сын уже взрослый, но вот дочка. Она всегда знала, что она за мужем, словно за каменной стеной, но что это стена сможет в один момент раздавить ее и мысли такой не возникало.

Вадим душил Свету руками, она закрыла глаза и пыталась терпеть, отталкивать его руками, призвать его к благоразумию.

Сын – защитник

Мама! Отпусти мою маму! — закривила проснувшаяся дочь, ей захотелось попить, и она случайно заглянула в родительскую комнату.

Вадим не отпускал Свету. На крик прибежал восемнадцатилетний сын. Действовал он быстро. Сказались его занятия боевыми искусствами. Несмотря на существенную весовую разницу, он уложил отчима на спину и до боли скрутил ему руки за спину.

Света смогла дышать, пришла в себя. Дочь обливалась горькими слезами, сын же возмужал буквально на глазах.

Мама, собирай вещи.

Света послушно подчинилась. Ситуация ее надломила, она даже не попробовала возразить безапелляционному тону сына. Внутри ее образовалась пустота.

Вадим матерился. Его связали. Быстро упаковали нужные вещи. Сын проводил Свету и сестру в машину, а сам о чем- то поговорил с Вадимом. Велел сменить номера телефонов.

Теперь главой нашей семьи буду я. Мама, ты не бойся, все будет хорошо. Больше тебя никто не обидит.

Новая жизнь

Неделю они прожили в гостинице, потом Света перевелась работать в другой филиал, переехала в другой город, развелась.

Десять лет совместной жизни с Вадимом казались ей страшным сном. Больше его она не видела, хотя знала от общих знакомых, что он остался жить один, стал еще более нелюдимым и замкнутым.

Новая жизнь без скандалов, постоянных отчетов о том, где и с кем она была, подействовала на Свету благотворно. Она похорошела, возглавила региональный офис своей фирмы. У нее появились поклонники, но принимать от них предложения руки и сердца она не спешила.

Два неудачных брака были в багаже. Рисковать собственной жизнью, опускаясь в омут любви и страсти, Света больше не собиралась. Зачем надевать новое ярмо супружества? Если бы возможно было быстро понять, что ждать от своего избранника, сразу увидеть существующие риски совместной жизни, то тогда бы «почему нет»?

Невозможное возможно

Не тратить время в набивании собственных шишек, в накоплении бесполезного неудачного опыта, в прочтении тонны инструкций как выйти удачно замуж. Вам не придется бегать к всевозможным гадателям и предсказателям за советом. Вы сами сможете ставить «диагнозы», работать рентгеном.

Достаточно усвоить, пропустить через себя лекции по системно- векторной психологии Юрия Бурлана. И будет естественна используемая терминология, понятно какое содержание скрыто за определениями: Света — кожно-зрительная женщина, а Вадим анальный мужчина.

Между молотом и наковальней

Кожно-зрительная женщина эмоциональная, влюбчивая, впечатлительная. Она стремится к реализации собственных амбиций и вовсе не мечтает становиться полноценной домохозяйкой.

Она не создана для брака, для семьи. Это ценности навязанные ей обществом. Детей Света родила, потому что чувствовала жуткий страх одиночества: «чуть не померла, пока их рожала».

Издревле кожно-зрительная самка была не рожающая, поэтому ей трудно общаться с новорожденными, она боится взять их на руки, приспать, не знает вообще с какой стороны к нм подойти. Только когда дети подрастают, она создает с ними эмоциональные связи: с дочерью общается как подругой, с сыном как с кавалером.

Для счастья в жизни ей нужно совсем иное, чем крепкая и дружная семья — финансовая обеспеченность, высокий статус. Она нуждается в новых впечатлениях, переменах.

Кожный вектор позволяет ей быстро приспосабливаться к новым ситуациям, видеть выгоду во всем, успевать делать много дел сразу. Мышление гибкое, логичное.

По-зрительному Света жалостливая: «как же муж без нас будет», сострадательная. Кожно-зрительная самка ранговая, все мужчины хотят обладать ею.

Не по Сеньке шапка

Вадим по своим врожденным свойствам подходил Свете: анальные и кожные люди составляют природные браки. Он долго ухаживал за ней и заботился о ее детях. Он сразу расположил их к себе, любил их больше, чем родной отец.
В знак благодарности она согласилась выйти за него замуж, кроме того ей нравилась его мужественность, надежность, от него веяло силой. Намаявшись с первым мужем — балагуром, рубахой — парнем, который не пропускал мимо ни одной юбки, причем не брезговал и хроменькой и косоглазенькой девушкой (мужчина с уретральным вектором) Света хотела стабильности в отношениях. Мужа «без вредных привычек».

И все бы хорошо, если бы не одно НО. Обида и неразвитость анального вектора Вадима изначально должна была оттолкнуть избранницу.

Обратной стороной идеального мужа является домашний тиран. Первый неудачный опыт общения с девушкой Вадим сохранил на всю жизнь, поэтому подозревал Свету в измене. Неразвитый анальный вектор требовал самоутверждения за счет женщины, она должна знать свое место, должна знать, кто в доме хозяин. То, что жена зарабатывала денег больше, чем он непростительно — отсюда постоянные уколы в сторону того, что Света непутевая мать, плохая хозяйка.

Бессознательно он чувствовал, что жена ему досталась не по рангу. Простить ей этого он никак не мог. Душил в приступах ревности, удушение характерно для анального вектора.

Подстелить соломку

Видеть врожденные свойства мужчин, степень их развитости и реализованности, а также спрогнозировать его жизненный сценарий – уберечь себя от ошибок в построении отношений. 12 занятий по системно-векторной психологии или 10 лет жизни? Хороший выбор, не правда ли?

Статья написана по материалам тренинга по системно-векторной психологии Юрия Бурлана.

На своем заседании в среду Кабинет министров Украины принял единогласное решение о разрыве программы экономического сотрудничества между Украиной и Россией. О чем премьер-министр Украины с радостью поведал общественности. Чем еще раз показал, что судьба Украины и жизнь ее населения ему абсолютно неинтересны. И что все, что делает нынешняя украинская власть сводится к двум нехитрым формулировкам. Первая, что Россия – враг. Вторая – назло мамке уши отморожу. Поскольку шансов выжить у украинской экономики теперь меньше, чем могла бы определить статистическая погрешность.

Принятая в 2011-м году программа сроком до 2020 года предусматривала много хороших вещей. Облегчение взаимной торговли, взаимная защита инвестиций, обеспечение свободного передвижения товаров, услуг и людей. И еще многое другое, что оказалось ненужно Украине после госпереворота 2014 года. По украинской инициативе было свернуто военно-техническое и научно-техническое сотрудничество, в результате чего по пустым цехам «Южного» начал гулять ветер, а на «Мотор Сич» в Запорожье вместо вертолетных двигателей стали выпускать печки-буржуйки.

Фактический разрыв двусторонних отношений, однако, вовсе не прервал торговлю между странами. Более того, повернувшуюся в Европу Украину, как оказалось, никто там не ждал. Выделенные годовые квоты для беспошлинной торговли страна осваивает в среднем за две-три недели, а остальное в Европе неконкурентоспособно. И Россия до сих пор оставалась крупнейшим торговым партнером Украины. Более того, товарооборот только рос. Около 7 млрд. долларов – продажи России в Украине в прошлом году. Почти 4 млрд. – экспорт Украины к нам. Доля Украины в российском товарообороте ничтожна. Доля России в украинском – главная. Но ведь Россия – враг незалежности! А потому – долой! Долой все отношения! И пусть нам, украинцам, будет хуже. Зато политически правильно.

Ей-богу, прямо как в дешевой провинциальной постановке. Только вот до конца не понятно, какую пиесу играет украинская власть. То ли «Умри, несчастная!», то ли «так не доставайся ты никому, если не мне!». Впрочем, разница нет. Все равно в финале украинской экономике будет играть траурный марш Шопена. Первые ноты уже прозвучали. Теперь будет быстрее.

Так не доставайся же ты...

Андрей, только не убивай меня, это шутка!

Любочка ещё раз взглянула на развёрнутое окошко сообщения. Может, не так поняла? Да нет, невозможно как-то иначе понять фразу «Увы, я на конвент не еду». Губы предательски задрожали, на глаза навернулись слёзы.

Аааааааа!!! - страдальчески выдала Любочка, заламывая руки. - Да как он может? Да кто он после этого? За что он так со мной?

И уже тише — ибо зрителей не было и истерика гасла, не успев разгореться:

И как теперь жить-то?

Любочку можно было понять. Вот уже пять лет она любила писателя Эн. Тихо, безответно, на солидном расстоянии. Она знала наизусть все его книги, воевала на форумах, где ругали Эн, робко и очень сдержанно общалась с ним в сетевых мессенджерах. И целых пять лет жила мечтой о встрече с ним. Нет — с НИМ.

Подруги давно обзавелись парнями, а Любочка проводила всё свободное время исключительно с книгами Эн. Всё нормально, рядовой подростковый фанатизм, с кем не бывало. Ну, вы себе представляете, да?

А теперь представьте, каким ударом для бедной Любочки стало известие о том, что Эн не едет на конвент. Если бы Эн знал, каких трудов стоило студенточке-второкурснице накопить на поездку и какие надежды она на неё возлагала, его бы загрызла совесть. Насмерть.

Да! - безумно сверкнув глазами, воскликнула вдруг Любочка. - Да! Смерть! Только смертью можно искупить предательство!

Она захлопнула нетбук, встряхнула волосами (все сексуальные ведьмы в кино так делают, да-да), откинулась на спинку стула и зловеще расхохоталась. В помутившемся от несчастной любви рассудке зрел страшный план.

Ровно в полночь книги писателя Эн были разложены по линиям любительской пентаграммы, намалёванной прямо на полу губной помадой. Любочка, облачённая лишь в тюлевую занавеску, по слогам читала Самое Страшное Заклинание из тех, что ей удалось нагуглить. За дверью сдавленно ржали соседки по общаге, по очереди подглядывающие в замочную скважину. Пафосные Любочкины завывания собрали аншлаг.

Кровью девственницы заклинаю! - театрально закатывая глаза, провыла Любочка, полоснув по руке заточенной открывашкой для консервов, и торжественно завершила: - Так не доставайся же ты никому, Эн!!!

Само собой, эта белиберда не сработала бы. Но то ли Любочка была настолько искренна, то ли кровь девственницы чем-то отличается от крови всех прочих, то ли просто у Мироздания такое извращённое чувство юмора...

Писателю Эн не спалось. Он дописывал очередную батальную сцену нового романа и азартно долбил по клавишам, уничтожая врагов главного героя по десятку на каждую строку. Кровь лилась ручьями, ревели умирающие чудовища, лязгали тяжёлые мечи и ржавые доспехи. Дело шло к кульминации, и Эн не на шутку разошёлся. Счёт поверженных врагов превзошёл число людей, уничтоженных во всех четырёх «Терминаторах», клавиатура стонала под пальцами великого писателя, как вдруг...

Прямо из центра монитора, безжалостно прорвав ряды ровных строчек, высунулась бурая клыкастая рожа полторы страницы назад убитого орка.

Ты Эн? - хмуро рявкнул он.

Ну... - растерялся писатель. - Я.

Ага! - осклабился орк и полез из монитора.

За ним последовал ещё один, потом ещё и ещё. Вскоре комната Эн наполнилась посетителями, как автобус в час пик. Орки злобно смотрели на писателя, выразительно сопели и невыносимо воняли.

Что вам от меня надо? - спросил Эн, старательно сохраняя спокойный вид.

Мести! - хором ответили орки. - Ты убиваешь нас толпами вот уже семнадцатый роман подряд! Кто ты после этого?

Я — писатель, - гордо ответил Эн. - А вас кто сюда пустил?

Нас пробудило к жизни Заклятье-на-Крови! - взревели орки. - Мы — орудие мщения! А ну, пойдём выйдем! Настал час расплаты за все твои злодеяния!

Эн вспомнил, что с галлюцинациями спорить бесполезно, и протолкавшись сквозь толпу жаждущих мести гостей, открыл дверь.

Орки ломанулись наружу, предвкушая кровавую расправу. Но Мироздание не было бы собой, не обладай оно очень специфическим чувством юмора. Ну вы это помните, да? Любочкино проклятье сбывалось дословно.

Я оторву ему ноги! - взревел один из орков.

Нет, я! - азартно возразил ему другой.

Да щаз! - вмешался третий. - Ноги — мои!

Кто дал вам право командовать? - возмутились четвёртый, пятый и шестой. - А ну, получи-ка!

В воздух взметнулась ручища толщиной с фонарный столб, кто-то коротко взвыл, за него вступился кто-то ещё, за того — ещё пятеро, и не прошло и минуты, как на площадке перед домом Эн образовалась рычащая, смердящая кучамала. А ещё через пять минут последний орк издал предсмертный хрип и отошёл в мир фэнтезийный.

Писатель пожал плечами, посмотрел в чистое ночное небо и вдруг икнул.

Текст: Ксения Обуховская

У модной индустрии множество скелетов в шкафу. Например, производство модной одежды - второй по объёму индустриальный загрязнитель окружающей среды, в производстве одежды задействованы около 60 миллионов человек, а стоимость пластика, который уходит на упаковку одежды и пакеты, достигает почти 120 миллиардов долларов. Стоит ли напоминать, что пластик почти не разлагается и, по прогнозам экологов, к 2050 году в океане будет больше пластика, чем рыбы. Но, пожалуй, мало что в последнее время наделало столько шуму, сколько официальное заявление Burberry, в котором компания призналась, что избавляется от избытка непроданной одежды методом её сжигания.

Откуда берётся избыток одежды

Перепроизводство - одна из главных проблем модной индустрии, особенно когда речь идёт не о нишевых и люксовых брендах, а о гигантах ретейла. Мало кто задумывается, что если вещь висит на распродаже - это её последний шанс на жизнь в гардеробе перед тем, как стать мусором и пойти на утилизацию. Бренды становятся заложниками коммерческой конкуренции, которая требует увеличения объёма товаров, не принимая во внимание риски перепроизводства. По разным данным, фэшн-индустрия в целом за год производит 90 миллионов тонн текстильного мусора. Эти гигантские цифры складываются не только из объёма рыночных остатков, но и из того, что вещи, которые мы покупаем, рано или поздно приходят в негодность.

Ситуация с масс-маркетом в этом смысле особенно печальна: новые коллекции здесь появляются не каждое полугодие, а каждые две недели, а качество вещей оставляет желать лучшего, что заставляет покупать их снова и снова. Система «купил, поносил, выбросил, купил» становится опасно зацикленной. И если некоторые бренды пытаются внедрить в производство систему частичной переработки, легко догадаться, что происходит с остальными - излишки они просто уничтожают.

Как от неё избавляются

Не так давно нападкам подвергся H&M, который в последние годы делал маркетинговый упор на осознанную моду, экологичность и переработку старой одежды. Но в октябре прошлого года стало известно, что шведский гигант ежегодно сжигает 12 тонн нераспроданной одежды. Журналисты датского телевидения в программе «Operation X» провели расследование, которое выявило, что H&M за последние несколько лет сжёг 60 тонн абсолютно новой одежды - в сюжете приводятся доказательства очевидцев.

H&M попытался опровергнуть эту информацию, объясняя, что компания утилизировала лишь партию одежды, которая не отвечала химическим показателям безопасности. Но журналисты пошли дальше: компания по утилизации KARA / NOVEREN (её услугами пользовались в H&M) предоставила им две пары брюк из партии, которая готовилась к утилизации. Репортёры отвезли их в независимую лабораторию вместе с двумя аналогичными парами брюк из обычного магазина H&M. Все четыре пары были протестированы по широкому спектру вредных химических веществ, и лаборатория дала заключение, что все изделия полностью безопасны.

В официальном комментарии H&M говорится, что независимая экспертиза, которой воспользовалась телерепортёры, отличалась от их собственной. Но инцидент всё равно привёл к большому скандалу: практика сжигания ненужной одежды расходится с декларациями компании о политике осознанного потребления.

Впрочем, вещи сжигают не только массовые ретейлеры. В беспощадной утилизации упрекают и люксовые бренды. Последний яркий пример - как раз Burberry : BBC обнародовала информацию, что за последние пять лет бренд сжёг одежды, аксессуаров и парфюмерии на 5 миллионов фунтов. Информация об утилизации коллекций других люксовых домов - и тайна за семью печатями, и секрет Полишинеля. Сложно представить себе, насколько тяжело компаниям поддерживать такой уровень конспирации, но данные о масштабах ликвидации почти не выходят наружу.

«H&M превратили в козла отпущения за то, что делают абсолютно все, - вступились за компанию основатели движения Fashion Revolution. - Несмотря на то что их бизнес-модель не совсем соответствует реальным практикам экологичной моды, H&M действительно пытается переосмыслить своё производство».

Почему сжигают

Продукты распада одежды, которая сделана не из стопроцентного хлопка или льна, скорее нанесёт урон окружающей среде, чем принесёт ей пользу. Каждую секунду в мире сжигается грузовик с текстилем. По данным исследования Eco Watch, в процессе сжигания одежды в атмосферу выбрасывается 1,5 миллиарда тонн парникового газа.

Такие материалы, как акрил, нейлон и полиэстер, разлагаются десятками лет и производят токсичные вещества во время горения, к тому же многие из них покрыты не слишком безобидной краской. Тот факт, что некоторые части одежды не могут быть уничтожены огнём, усугубляет ситуацию - они становятся просто мусором.

И если масс-маркет сжигает вещи из экономии, ведь это дешёвый способ избавиться от одежды (на переработку нужно потратить гораздо больше) и освободить полки для новых, «более модных» вещей, то люксовые бренды делают это прежде всего ради сохранения имиджа.

Burberry прокомментировали ситуацию вполне прямолинейно: от вещей правильнее избавиться, чем отдать в аутлеты или перекупщикам, которые будут распродавать эти вещи нелегально. Бренды не хотят, чтобы их продукция распространялась с гигантской скидкой и была доступна «из вторых рук».

То и дело в интернете появляются слухи, что в избавлении от ненужной продукции замечены Nike, Michael Kors и другие бренды. Правда, вещи они не сжигают, а выкидывают, нанося им намеренные повреждения. Так, NY Times рассказывал, как житель Нью-Йорка обнаружил почти десяток пакетов с новыми порезанными кроссовками и одеждой Nike. Источники в компаниях признаются, что оставшиеся вещи намеренно бракуются, чтобы они не попали в руки реселлеров или бездомных, это опять же способно «навредить имиджу бренда».

Есть ли альтернатива?

Экоактивисты призывают к альтернативным способам «уничтожения» ненужной одежды, приемлемым с экологической и социальной точки зрения. Например, к переосмыслению бизнес-стратегий: перепроизводство можно сокращать при помощи новых технологий. Дизайнер Стелла Маккартни объединилась с фондом Эллен Макартур для разработки новых прочных и «умных» тканей, технологий в духе 3D-принтинга и так далее.

Но пока это не вопрос ближайшего будущего, сторонники осознанного потребления призывают бренды к искусственному сокращению производства, что сэкономит деньги на создание вещей из более прочных и качественных материалов - они прослужат потребителю не пару месяцев, а пару лет. Любопытно, что новая бизнес-стратегия Burberry предполагает, что стратегически неэффективные филиалы будут расформированы, а для повышения продаж бренд уже снизил цены на некоторые товары.

Индустрия должна чаще задумываться и о новой жизни текстильных отходов, настаивают активисты. Идеологи движения Fashion Revolution, к примеру, выступают за технологию upcycling - создание коллекций из материалов, которые остались после выпуска предыдущей партии вещей, или остатков, попавших в категорию брака. С другой стороны, текстильные отходы и остатки можно отдавать молодым или локальным брендам, которые испытывают недостаток в материалах.

… Света позвонила в милицию сама, среди ночи: "Приезжайте, я убила человека". Продиктовала адрес. Голос звонившей был настолько спокоен, что дежуривший на телефоне капитан почему-то ни на секунду не усомнился: она действительно дождется приезда опергруппы – не сбежит, не исчезнет. Когда бригада прибыла на место, названное Светой по телефону, на лестнице сидело юное длинноногое создание (почему-то именно эта деталь – длинные, идеальной формы скрещенные ноги – запомнилась и следователю, и медикам, и эксперту).

Дом был служебным – огромные коммунальные квартиры в нем занимали медики, работающие в одной из крупных клиник города. В квартире, названной Светой, дверь была полуоткрыта. Соседей дома не оказалось – лето, все разъехались кто куда. Только из комнаты, куда девушка отказалась заходить, лишь бессильно махнув рукой: "Там…", пробивалась полоска света.

На полу в неловкой позе лежал мужчина лет сорока. Белоснежная сорочка на его спине вздыбилась от крови.

Врач быстро прослушал пульс, кивнул бригаде: "Жив", и пострадавшего, уложив на носилки, увезли.

На допросах Света отказывалась говорить. Твердила только: "Судите меня за убийство". Илья долго не приходил в сознание, хотя врачи уже и сказали, что опасности для его жизни нет. Уяснить картину случившегося законники смогли не сразу. Впрочем, уяснили они ее в конце концов в самых общих чертах: покушение на убийство на почве ревности.

Но что-то мешало следователю поставить последнюю точку в этом, таком несложном с юридической точки зрения деле. Что-то не давало ей покоя, требовало проникнуть в суть, разобраться, понять… И тогда она позвонила своему знакомому психиатру, Юрию Николаевичу, попросив навестить Свету в тюремном изоляторе (девушка находилась в глубоком шоке).

Нет, следователь не заподозрила Свету в шизофрении или ином психическом недуге – впрочем, экспертизу на вменяемость Светлане пройти еще предстояло. Просто Юрий Николаевич был не из тех врачей, кто предпочитает исцелять своих пациентов уколами и пилюлями. "Работать" для этого человека означает вести многочасовые беседы с подопечными, потихоньку, "по грамму" вызывая их на откровенность, располагая к себе и воздействуя на их психику силой своего влияния, убеждений, а может, и гипноза, – черт его знает, следователь в этих тонкостях не разбиралась.

Она знала одно: десятки пытавшихся покончить с собой женщин, попав "врукиЮрия Николаевича, не проходили в клинике общепринятого лечения. И выписывались без удручающего диагноза, способного поставить клеймо на всей оставшейся жизни. Более того, они уходили из больницы какими-то просветленными, по-новому смотрящими на жизнь и никогда больше – в нарушение статистики, свидетельствующей о том, что суицид обязательно повторится, – не возвращались к желанию смерти.

На первый приход врача Светлана не среагировала никак. Понуро сидела на больничной койке, глядя в одну точку остекленевшими глазами, и отвечала односложно:

"Да", "Нет". Она не спрашивала, жив ли Илья, не спрашивала, что будет с нею, не спрашивала о своих родителях, обрывавших телефон следователя и умолявших о свидании с нею. Было похоже на то, что жизнь для нее кончилась где то за чертой, разделившей прежнее, неведомое посторонним время и ту ночь, когда она набрала телефонный номер милиции.

Однажды, зайдя к Свете в изолятор, Юрий Николаевич невзначай поинтересовался: "Скажи, а ты Достоевского любишь?", и впервые увидел проблеск интереса в ее глазах. Они проговорили долго – и только о Достоевском. В следующий раз врач попросил девушку рассказать ему о ее детстве и уже не наткнулся на стену ледяного молчания. В третий раз Светлана сама заговорила о том, что же произошло с нею и с Ильёй.

…Светлана училась в медицинском институте. Стипендии на то, чтобы жить так, как ей хотелось, категорически не хватало и она подрабатывала сиделкой. Родственники больных в первую встречу всегда реагировали на нее с опаской: уж слишком не похожа была Света внешне на ту, кто может выносить "утки", переворачивать и мыть тяжелых лежачих пациентов, в общем, проделывать все то, ради чего, собственно, люди и готовы платить огромные деньги. Миндалевидные, искусно подведенные глаза, коротенький облегающий белый халатик и дразнящие, завораживающие глаз ноги… Но уже после первых суток, которые Света проводила у постели больного, отношение родственников к ней менялось кардинально: Светлана была на редкость умелой, мягкой и выносливой сиделкой. К тому же почти с законченным "верхним медицинским".

В ту зиму Света дежурила в больнице около юноши, попавшего в тяжелейшую автокатастрофу. Днем около него толклась родня, а ночами приходили они – Света или ее "сменщица" Таня. Мальчик был в коме, обслуживать его было очень тяжело. Света знала, что Татьяна всегда в ночь своего дежурства часа три-четыре спала – на надувном матраце, который днем "жил" под больничной койкой. Но сама Света позволить себе такой халтуры не могла – она запасалась термосом с кофе, бутербродами и бдела.

Илья работал в этом отделении хирургом. Он не был лечащим врачом Светиного подопечного, и "по роду службы" они никак не сталкивались. Но почему-то все чаще и чаще он замедлял шаг, проходя по коридору мимо их палаты, однажды ночью попросту зашел к ней и спросил, не нужна ли какая помощь.

Света была не маленькой девочкой и прекрасно понимала, к чему клонит Илья. Что неспроста они оказывались вместе в курилке, неспроста на нее стали с ехидной улыбочкой посматривать больничные медсестры, и, наконец, Таня, с которой они однажды столкнулись на выходе из больницы, бросила ей: "Говорят, этот красавчик Илья Сергеевич дополнительные ночные дежурства берет из-за тебя? Что, подруга, роман?!"

Илья Сергеевич действительно был красив – черные с проседью волосы, тоскующие стальные глаза, сильный торс – в общем, весь "джентльменский набор" стареющего ловеласа, но романа у них не было. И быть, судя по всему, не могло. Света инстинктивно избегала подобного сорта мужчин, обжегшись однажды еще в семнадцать лет и твердо зная: ничего, кроме мук, такие любители и любимцы женщин подарить не в состоянии. Все в общем-то получилось случайно – Светлану позвали в гости, куда должен был прийти ее бывший знакомый со своей новой пассией, Светлане было не срукиявляться туда одной, а Илья увязался провожать ее до метро. Вот она и предложила ему сопровождать ее.

Дальше все было тоже случайно. Компания подобралась бурная, подвыпив, гости занялись какими-то "разборками", и к часу ночи неожиданно выяснилось, что Света с Ильёй – одни в чужой квартире. Хозяйка, не оставив Свете ключей, чтоб запереть дверь, уехала к другу, а остальные гости разошлись… Короче, сторонников строгих нравов прошу меня извинить.

Вот эта-то ночь и перевернула все в жизни Светланы. Перевернула настолько, что утром, проснувшись, она долго не могла понять: была эта ночь в действительности или причудилась, приснилась?.. Но, приподнявшись на локте, на нее смотрел Илья. Насмешливый. Вполне реальный. И она поняла: было. Не приснилось.

Вихрь, унесший Свету в бездну наслаждения, был несравним ни с чем, что прежде довелось ей испытывать. Она знала мужчин, знала их, как ей казалось, неплохо, и прежде пребывала в полной уверенности, что ничего принципиально нового, увы, познать ей уже не суждено. Теперь Светлана понимала, что не знала ничего…

С того момента, как Илья обнял ее за плечи, она абсолютно потеряла власть над происходящим – все закружилось, унеслось куда-то, оставив лишь легкий запах его одеколона, громкое тиканье часов (лишь потом она сообразила – это стучало ее сердце) и власть его чудных, опытных, мягких и властных рук… Сколько времени длилась для них эта ночь – Света не знала. Она вообще наутро сомневалась в том, как ее зовут. Она родилась заново – и когда приблизилась к зеркалу в ванной, на нее из-за стеклянной глади смотрела совсем другая женщина. Эта женщина почему-то была не просто чертовски красивой и свежей – глаза ее блестели самым настоящим счастьем.

Да простят меня читатели – я не смакую подробности. Просто без рассказа о той ночи не обойтись. Ибо все, что происходило дальше, существовало уже в сфере магнетизма их близости. Поле, возникшее между ними сразу и окончательно, предопределило ход их жизней. Только оно. И именно оно. Верю – испытавший подобное поймет.

Они начали встречаться. Со стороны, отношения Ильи со Светланой ничем не отличались от весьма заурядного романа – он звонил, она приезжала к нему, в его восьмиметровую комнатушку коммунальной квартиры. Все – как у всех. За исключением, может быть, того, что они никогда и никуда не ходили вместе – ни к друзьям, ни в театр, ни в рестораны, ни даже в придворное кино. Не потому, что возможности не было – Илья холост, Света свободна, и время на культурные вылазки нашлось бы. У них не было такой потребности – вот в чем дело. Они могли существовать только в особом мире, в который Свету ввел за руку Илья, и вне этого мира их встречи теряли смысл.

Нет, отнюдь не все часы свиданий они проводили в постели. Но с самого порога, когда она с бешено колотящимся сердцем звонила в дверь и слушала за нею знакомые уже до боли мягкие шаги, и до той минуты, когда Илья выходил провожать ее, – весь этот мир был пронизан чувственностью, страстью.

Они пили кофе, который Илья варил в маленькой армянской турке, они слушали музыку на его крохотном старом проигрывателе, он перебирал струны гитары и пел для нее какие-то нехитрые песни, они играли в карты, сидя по-турецки на тахте, занимающей почти всю его комнату, они даже иногда читали рядом – он свою книгу, она свою – и все это было наполнено безумным желанием друг друга.

Постоянным, непреходящим, которое порой буквально парализовало Свету. И все те минуты, когда они не принадлежали друг другу, были лишь прелюдией, мазохистским оттягиванием момента, когда уже ничто не могло сдержать этот шквал, и их швыряло в объятия друг друга. И каждый раз ихлюбовьбыла любовью как перед концом света или перед гибелью в шторм корабля. "Никогда не оставляй ничего на потом, – учил ее Илья. – Каждый раз должен быть последним…"

Света любила в нем все. Интонации голоса, походку, запах, привычки, недостатки. Любила так, что одна мысль о возможном расставании приводила ее в обморочное состояние. Никто не знал об их встречах – Света была убеждена: попытайся она кому-то объяснить, что именно ее связывает с этим взрослым, на двадцать лет старше ее, человеком, – никто не поймет. В лучшем случае обзовут ее мартовской кошкой, а его – старым развратником. Но это неправда – не было ни пошлости, ни примитивизма в их связи. Все, что происходило между ними, было необычайно одухотворенно, исполнение высшего смысла, понятного только им двоим.

Светлана никогда не задавалась вопросом о других женщинах Ильи. Знала, что было их немало. Знала, что некоторые медсестры в больнице ненавидят Илью за то, что когда-то он не откликнулся на их женский призыв. Видела, что тянет к нему слабый пол с неимоверной силой – видно, только у нее и не сработало сразу это древнее "чутье позвоночником", а другие за три километра ощущают исходящую от него мужскую силу, уверенность в себе, словом – полноценность. Света знала, что Илья никогда не был женат – видела паспорт, который всегда валялся у него на холодильнике. И главное – беспрекословно верила в то, что пока она, Светлана, с ним, ни о какой другой женщине не может быть и речи? "Потому что мы с тобой – это редкость, так бывает раз в столетие…" – шептал ей иногда Илья.

Света не сомневалась: так и вправду бывает раз в столетие. Не потому, что столетие прожила. Она была счастлива, и ей было все равно – есть ли на свете более счастливый землянин – еесчастьебыло несравнимо ни с чьим.

А о том, что же будет дальше, она старалась не думать. Замуж – не замуж, какая разница? Все будет так, как захочет он. Лишь бы не исчез, не канул в никуда, и пока раздается в квартире его телефонный звонок, она жива и готова горы свернуть…

Мама, с недоброй тревогой вглядываясь влицокак-то резко повзрослевшей дочери, вздыхала: "Смотри, Светка, не доведет тебя до добра твой "пенсионер"! Уж хоть бы стыд какой поимела – о замужестве, о детях думать пора, а ты, как с… дворовая, по ночам к нему бегаешь!"

А Света, вглядываясь в сидящих напротив в вагоне метро мужчин, думала: "Как странно: вот куда-то едут совершенно незнакомые мне люди. У каждого из них – своя жизнь, свой внутренний мир, свои недостатки и достоинства, и, быть может, один из них и предопределен мне судьбой, назначен в жизни для того, чтобы стать моим мужем, отцом моих детей… А у меня нет потребности знакомиться с ними, привыкать к кому то, выслушивать чужие монологи, проникаться чужими проблемами… Есть только Илья. И ничто иное не имеет ни малейшего смысла. Может быть,любовь- и есть желание остановиться в поисках счастья на одном конкретном человеке?.."

Шло время. Год. Два. Илья познакомил Светлану со своей семьей – мамой и братьями. Но это означало только то, что теперь они были знакомы. И – ничего больше. Свободу Илья по-прежнему ценил больше всего на свете, а если и мечтал на досуге о том, как они со Светой расставили бы мебель в своем доме и как назвали бы сына, а как дочку, – так только давая поблажку собственному минутному настроению.

Вопреки утверждению всех сексологов и сексопатологов, охлаждение и притупление эмоций не наступало. Когда они оставались вдвоем – все было по-прежнему. И по-прежнему он был способен вызвать ее междугородным звонком в другой город, и она прилетала к нему, бросив все свои дела, чтобы провести с ним всего несколько часов; и по-прежнему, даже в дни серьезных ссор, она могла набрать его номер и сказать: "Я хочу к тебе" – и он находил ее, где бы она ни находилась.

…"Наверное, так могло продолжаться десятилетиями", – отвернувшись от Юрия Николаевича, закончила свой рассказ Светлана. Ей оставалось лишь объяснить самое страшное – последнюю ночь. И она – видно, понимая, что никогда уже больше не сможет и не станет исповедоваться так полно,- пошла до конца.

• В последнюю ночь Илью вызвали на срочную операцию, и, оставив меня в своей комнате, он уехал в больницу. Я сдуру решила сделать ему сюрприз – навести в комнате идеальный порядок, все перемыть, перечистить… Нет, я не собиралась обшаривать его вещи, что-то искать – ведь мне казалось, что я все о нем знаю… Я и мысли не допускала, что могу наткнуться на нечто, что видеть мне было нельзя.

Но наткнулась. Сначала – на бигуди… Потом – на пачку женских писем, датированных двумя последними годами, и даже – письмо недельной давности.

Наверное, если бы Света нашла не бигуди, а что-то иное – быть может, женскую заколку, косметику или даже деталь туалета, – это не произвело бы на нее столь бурного эффекта. В конце концов, как ни гнала она от себя эту мысль, но допуск на то, что за годы их отношений Илья мог где-то случайно переспать с другой, она оставляла. Но бигуди… Свидетельство того, что отношения Ильи с незнакомкой были столь близкими и давними?.. Значит, эта женщина существовала параллельно с нею, со Светой?.. И значит, Илья той, другой, говорил так же, как ей: "Все должно быть, как в последний раз"?..

Полчаса, которые разделяли Светину находку и возвращение Ильи, прошли как одна секунда. Девушка уже знала, что сделает. Нет, она не собиралась прощаться с жизнью – она уничтожит его, того, кто отнял у нее самую святую веру в жизни – веру в исключение, в идеал, в нереальность. Больше он никогда и никому не будет принадлежать – этот мужчина, заставивший ее родиться на свет заново. Больше он никогда и никого не будет обнимать за плечи и шептать свои дурацкие слова…

Она ударила его ножом сразу – как только он вошел. Без объяснений, выяснений и сцен. Метилась в сердце, но Илья как-то случайно повернулся, и удар пришелся ему в спину. Падая, он встретился с ней глазами – наверное, большего изумления ей не доводилось видеть никогда. Голова Ильи стукнулась об пол, рука, державшая какие-то бланки для справок, разжалась… Света вышла на улицу и из автомата позвонила в милицию.

…На последнем допросе следователь спросила у Светланы: "Ты жалеешь о том, что сделала?" "Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете, – ответила та.- Я ничего не чувствую. Ничего".

Признаюсь: больше всего я боялась, что мне не удастся найти координаты девушки, которая отсидела пять лет за покушение на убийство любимого человека. Но я их раздобыла…

Как странно, думала я, разыскивая Светин дом, мы привыкли думать о законниках как о сухих и чаще всего циничных людях, напичканных казенными формулировками и номерами статей уголовного кодекса. А ведь эта женщина-следователь, похоже, многие годы решала для себя вопрос, который юридически был однозначным: кто в этойисториибыл истинным преступником?..

Да, еще в средневековье люди философствовали – может ли страсть быть оправданием преступления? Но со времен даже шекспировских трагедий минуло четыре века. А мы, земные люди, сотканные из сотен грехов и пороков, все так же не знаем окончательного ответа и ищем, ищем – нет, не оправдания, но объяснения.

Человеческая жизнь священна, и поднявший руку на нее – преступник. Это аксиома. Желание же понять – почему? – долг любого законника. Долг, который так нечасто ими выполняется…

…В тамбуре перед Светиной дверью я увидела детскую коляску. В прихожей – развешанные ползунки и кофточки. Передо мной стояла совсем не та роковая красавица, которую родственники больных умудрялись перепутать с фотомоделью или манекенщицей, – худая до изможденности немолодая женщина в джинсах и застиранном пуловере.

• Проходите,- обезличенным голосом пригласила она, и пока мы шли на кухню, сказала, что муж на работе, дочь спит, и у нас есть час на разговор.

Разговор не получился. Может быть, потому, что я слишком много знала о ней – той, прежней, и никак не могла совместить героиню рассказа следователя вот с этой грубоватой (зона не проходит бесследно?), анемичной женщиной. "Муж хороший, – помешивая кашу и не глядя на меня, рассказывала она,- не каждый решился бы жениться на женщине с тюремным, да еще таким прошлым. Зарплату отдает, дочь обожает, по дому помогает". Я все не решалась задать ей вопрос, ради которого и пришла, но она, видно, угадала его за моим молчанием:

• Илья уехал из города задолго до того, как я освободилась. Нет, найти его я не пыталась Я стараюсь не вспоминать о нем, но иногда, к сожалению, он мне снится, и тогда я просыпаюсь вся разбитая и больная Но в общем все прошло.

Уже прощаясь, я заметила, что на календаре, висящем в коридоре, один день из каждых двух недель отмечен кружочком.

По-прежнему подрабатываешь сиделкой? – мимоходом предположила я.

Нет, это я отмечаю день, когда спала с мужем. Чтобы раньше договоренного он меня не трогал. Для меня это каторге подобно…