Свидание. Иван Тургенев

На этой странице сайта находится литературное произведение Свидание автора, которого зовут Тургенев Иван Сергеевич . На сайте сайт вы можете или скачать бесплатно книгу Свидание в форматах RTF, TXT, FB2 и EPUB, или прочитать онлайн электронную книгу Тургенев Иван Сергеевич - Свидание без регистрации и без СМС.

Размер архива с книгой Свидание = 24.18 KB

Zmiy
«И.С. Тургенев. «Записки охотника»»: Народная асвета; Минск; 1977
Аннотация
«Редко соединялись в такой степени, в таком полном равновесии два трудно сочетаемых элемента: сочувствие к человечеству и артистическое чувство», - восхищался «Записками охотника» Ф.И. Тютчев. Цикл очерков «Записки охотника» в основном сложился за пять лет (1847-1852), но Тургенев продолжал работать над книгой. К двадцати двум ранним очеркам Тургенев в начале 1870-х годов добавил еще три. Еще около двух десятков сюжетов осталось в набросках, планах и свидетельствах современников.
Натуралистические описания жизни дореформенной России в «Записках охотника» перерастают в размышления о загадках русской души. Крестьянский мир прорастает в миф и размыкается в природу, которая оказывается необходимым фоном едва ли не каждого рассказа. Поэзия и проза, свет и тени переплетаются здесь в неповторимых, причудливых образах.
Иван Сергеевич Тургенев
СВИДАНИЕ
Я сидел в березовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья чуть шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам. Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь. Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, я надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем. Ни одной птицы не было слышно: все приютились и замолкли; лишь изредка звенел стальным колокольчиком насмешливый голосок синицы. Прежде чем я остановился в этом березовом леску, я с своей собакой прошел через высокую осиновую рощу. Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево - осину - с ее бледно-лиловым стволом и серо-зеленой, металлической листвой, которую она вздымает как можно выше и дрожащим веером раскидывает на воздухе; не люблю я вечное качанье ее круглых неопрятных листьев, неловко прицепленных к длинным стебелькам. Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим лучам заходящего солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, - или когда, в ясный ветреный день, она вся шумно струится и лепечет на синем небе, и каждый лист ее, подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться вдаль. Но вообще я не люблю этого дерева и потому, не остановясь в осиновой роще для отдыха, добрался до березового леска, угнездился под одним деревцом, у которого сучья начинались низко над землей и, следовательно, могли защитить меня от дождя, и, полюбовавшись окрестным видом, заснул тем безмятежным и кротким сном, который знаком одним охотникам.
Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза - вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня. Я собрался было встать и снова попытать счастья, как вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я вгляделся: то была молодая крестьянская девушка. Она сидела в двадцати шагах от меня, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени; на одной из них, до половины раскрытой, лежал густой пучок полевых цветов и при каждом ее дыханье тихо скользил на клетчатую юбку. Чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей, ложилась короткими мягкими складками около ее стана; крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь. Она была очень недурна собою. Густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета расходились двумя тщательно причесанными полукругами из-под узкой алой повязки, надвинутой почти на самый лоб, белый, как слоновая кость; остальная часть ее лица едва загорела тем золотистым загаром, который принимает одна тонкая кожа. Я не мог видеть ее глаз - она их не поднимала; но я ясно видел ее тонкие, высокие брови, ее длинные ресницы: они была влажны, и на одной из ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых губ, слегка побледневших. Вся ее головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос ее не портил. Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоуменья перед собственной грустью. Она, видимо, ждала кого-то; в лесу что-то слабо хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани. Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени; бедная девушка не шевелилась, - лишь изредка тоскливо поводила руками и слушала, все слушала… Снова что-то зашумело по лесу, - она встрепенулась. Шум не переставал, становился явственней, приближался, послышались наконец решительные, проворные шаги. Она выпрямилась и как будто оробела; ее внимательный взор задрожал, зажегся ожиданьем. Сквозь чащу быстро замелькала фигура мужчины. Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась - и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней.
Я с любопытством посмотрел на него из своей засады. Признаюсь, он не произвел на меня приятного впечатления. Это был, по всем признакам, избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала притязание на вкус и щегольскую небрежность: на нем было коротенькое пальто бронзового цвета, вероятно, с барского плеча, застегнутое доверху, розовый галстучек с лиловыми кончиками и бархатный черный картуз с золотым галуном, надвинутый на самые брови. Круглые воротнички его белой рубашки немилосердно подпирали ему уши и резали щеки, а накрахмаленные рукавички закрывали всю руку вплоть до красных и кривых пальцев, украшенных серебряными и золотыми кольцами с незабудками из бирюзы. Лицо его, румяное, свежее, нахальное, принадлежало к числу лиц, которые, сколько я мог заметить, почти всегда возмущают мужчин и, к сожалению, очень часто нравятся женщинам. Он, видимо, старался придать своим грубоватым чертам выражение презрительное и скучающее; беспрестанно щурил свои и без того крошечные мелочно-серые глазки, морщился, опускал углы губ, принужденно зевал и с небрежной, хотя не совсем ловкой развязностью то поправлял рукою рыжеватые, ухарски закрученные виски, то щипал желтые волосики, торчавшие на толстой верхней губе, - словом, ломался нестерпимо. Начал он ломаться, как только увидал молодую крестьянку, его ожидавшую; медленно, развалистым шагом подошел он к ней, постоял, передернул плечами, засунул обе руки в карманы пальто и, едва удостоив бедную девушку беглым и равнодушным взглядом, опустился на землю.
- А что, - начал он, продолжая глядеть куда-то в сторону, качая ногою и зевая, - давно ты здесь?
Девушка не могла тотчас ему отвечать.
- Давно-с, Виктор Александрыч, - проговорила она наконец едва слышным голосом.
- А! (Он снял картуз, величественно провел рукою по густым, туго завитым волосам, начинавшимся почти у самых бровей, и, с достоинством посмотрев кругом, бережно прикрыл опять свою драгоценную голову.) А я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул.) Дела пропасть: за всем не усмотришь, а тот еще бранится. Мы завтра едем…
- Завтра? - произнесла девушка и устремила на него испуганный взор.
- Завтра… Ну, ну, ну, пожалуйста, - подхватил он поспешно и с досадой, увидев, что она затрепетала вся и тихо наклонила голову, - пожалуйста, Акулина, не плачь. Ты знаешь, я этого терпеть не могу. (И он наморщил свой тупой нос.) А то я сейчас уйду… Что за глупости - хныкать!
- Ну, не буду, не буду, - торопливо произнесла Акулина, с усилием глотая слезы. - Так вы завтра едете? - прибавила она после небольшого молчанья. - Когда-то Бог приведет опять увидеться с вами, Виктор Александрыч?
- Увидимся, увидимся. Не в будущем году - так после. Барин-то, кажется, в Петербурге на службу поступить желает, - продолжал он, выговаривая слова небрежно и несколько в нос, - а может быть, и за границу уедем.
- Вы меня забудете, Виктор Александрыч, - печально промолвила Акулина.
- Нет, отчего же? Я тебя не забуду: только ты будь умна, не дурачься, слушайся отца… А я тебя не забуду - не-ет. (И он спокойно потянулся и опять зевнул.)
- Не забывайте меня, Виктор Александрыч, - продолжала она умоляющим голосом. - Уж, кажется, я на что вас любила, все, кажется, для вас… Вы говорите, отца мне слушаться, Виктор Александрыч… Да как же мне отца-то слушаться…
- А что? (Он произнес эти слова как бы из желудка, лежа на спине и подложив руки под голову.)
- Да как же, Виктор Александрыч, - вы сами знаете…
Она умолкла. Виктор поиграл стальной цепочкой своих часов.
- Ты, Акулина, девка неглупая, - заговорил он наконец, - потому вздору не говори. Я твоего же добра желаю, понимаешь ты меня? Конечно, ты не глупа, не совсем мужичка, так сказать; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была. Все же ты без образованья, - стало быть, должна слушаться, когда тебе говорят.
- Да страшно, Виктор Александрыч.
- И-и, какой вздор, моя любезная: в чем нашла страх! Что это у тебя, - прибавил он, подвинувшись к ней, - цветы?
- Цветы, - уныло отвечала Акулина. - Это я полевой рябинки нарвала, - продолжала она, несколько оживившись, - это для телят хорошо. А это вот череда - против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я еще отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка… А вот это я для вас, - прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, - хотите?
Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть их в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх. Акулина глядела на него… В ее грустном взоре было столько нежной преданности, благоговейной покорности и любви. Она и боялась-то его, и не смела плакать, и прощалась с ним, и любовалась им в последний раз; а он лежал, развалясь, как султан, и с великодушным терпеньем и снисходительностью сносил ее обожанье. Я, признаюсь, с негодованьем рассматривал его красное лицо, на котором сквозь притворно презрительное равнодушие проглядывало удовлетворенное, пресыщенное самолюбие. Акулина была так хороша в это мгновение; вся душа ее доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом - стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.
- Что это? - спросила наконец изумленная Акулина.
- Лорнет, - отвечал он с важностью.
- Для чего?
- А чтоб лучше видеть.
- Покажите-ка.
Виктор поморщился, но дал ей стеклышко.
- Не разбей, смотри.
- Небось, не разобью. (Она робко поднесла его к глазу.) Я ничего не вижу, - невинно проговорила она.
- Да ты глаз-то, глаз-то зажмурь, - возразил он голосом недовольного наставника. (Она зажмурила глаз, перед которым держала стеклышко.) Да не тот, не тот, глупая! Другой! - воскликнул Виктор и, не давши ей исправить свою ошибку, отнял у ней лорнет.
Акулина покраснела, чуть-чуть засмеялась и отвернулась.
- Видно, нам не годится, - промолвила она.
- Еще бы!
Бедняжка помолчала и глубоко вздохнула.
- Ах, Виктор Александрыч, как это будет нам быть без вас! - сказала она вдруг.
Виктор вытер лорнет полой и положил его обратно в карман.
- Да, да, - заговорил он наконец, - тебе сначала будет тяжело, точно. (Он снисходительно потрепал ее по плечу; она тихонько достала с своего плеча его руку и робко ее поцеловала.) Ну, да, да, ты точно девка добрая, - продолжал он, самодовольно улыбнувшись, - но что же делать? Ты сама посуди! Нам с барином нельзя же здесь оставаться; теперь скоро зима, а в деревне - зимой - ты сама знаешь - просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома какие, улицы, а обчество, образованье - просто удивленье!.. (Акулина слушала его с пожирающим вниманьем, слегка раскрыв губы, как ребенок.) Впрочем, - прибавил он, заворочавшись на земле, - к чему я тебе это все говорю? Ведь ты этого понять не можешь.
- Отчего же, Виктор Александрыч? Я поняла; я все поняла.
- Вишь какая!
Акулина потупилась.
- Прежде вы со мной не так говаривали, Виктор Александрыч, - проговорила она, не поднимая глаз.
- Прежде?.. прежде! Вишь ты!.. Прежде! - заметил он, как бы негодуя.
Они оба помолчали.
- Однако мне пора идти, - проговорил Виктор и уже оперся было на локоть…
- Подождите еще немножко, - умоляющим голосом произнесла Акулина.
- Чего ждать?.. Ведь уж я простился с тобой.
- Подождите, - повторила Акулина.
Виктор опять улегся и принялся посвистывать. Акулина все не спускала с него глаз. Я мог заметить, что она понемногу приходила в волненье: ее губы подергивало, бледные ее щеки слабо заалелись…
- Виктор Александрыч, - заговорила она наконец прерывающимся голосом, - вам грешно, вам грешно, Виктор Александрыч, ей-Богу!
- Что такое грешно? - спросил он, нахмурив брови, и слегка приподнял и повернул к ней голову.
- Грешно, Виктор Александрыч. Хоть бы доброе словечко мне сказали на прощанье; хоть бы словечко мне сказали, горемычной сиротинушке…
- Да что я тебе скажу?
- Я не знаю; вы это лучше знаете, Виктор Александрыч. Вот вы едете, и хоть бы словечко… Чем я заслужила?
- Какая же ты странная! Что ж я могу?
- Хоть бы словечко…
- Ну, зарядила одно и то же, - промолвил он с досадой и встал.
- Не сердитесь, Виктор Александрыч, - поспешно прибавила она, едва сдерживая слезы.
- Я не сержусь, а только ты глупа… Чего ты хочешь? Ведь я на тебе жениться не могу? ведь не могу? Ну, так чего ж ты хочешь? чего? (Он уткнулся лицом, как бы ожидая ответа, и растопырил пальцы.)
- Я ничего… ничего не хочу, - отвечала она, заикаясь и едва осмеливаясь простирать к нему трепещущие руки, - а так хоть бы словечко, на прощанье…
И слезы полились у ней ручьем.
- Ну, так и есть, пошла плакать, - хладнокровно промолвил Виктор, надвигая сзади картуз на глаза.
- Я ничего не хочу, - продолжала она, всхлипывая и закрыв лицо обеими руками, - но каково же мне теперь в семье, каково же мне? И что же со мной будет, что станется со мной, горемычной? За немилого выдадут сиротиночку… Бедная моя головушка!
- Припевай, припевай, - вполголоса пробормотал Виктор, переминаясь на месте.
- А он хоть бы словечко, хоть бы одно… Дескать, Акулина, дескать, я…
Внезапные, надрывающие грудь рыданья не дали ей докончить речи - она повалилась лицом на траву и горько, горько заплакала… Все ее тело судорожно волновалось, затылок так и поднимался у ней… Долго сдержанное горе хлынуло наконец потоком. Виктор постоял над нею, постоял, пожал плечами, повернулся и ушел большими шагами.
Прошло несколько мгновений… Она притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула руками; хотела было бежать за ним, но ноги у ней подкосились - она упала на колени… Я не выдержал и бросился к ней; но едва успела она вглядеться в меня, как откуда взялись силы - она с слабым криком поднялась и исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле.
Я постоял, поднял пучок васильков и вышел из рощи в поле. Солнце стояло низко на бледно-ясном небе, лучи его тоже как будто поблекли и похолодели: они не сияли, они разливались ровным, почти водянистым светом. До вечера оставалось не более получаса, а заря едва-едва зажигалась. Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках - всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин. Я остановился… Мне стало грустно; сквозь невеселую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывался унылый страх недалекой зимы.

Было бы отлично, чтобы книга Свидание автора Тургенев Иван Сергеевич понравилась бы вам!
Если так будет, тогда вы могли бы порекомендовать эту книгу Свидание своим друзьям, проставив гиперссылку на страницу с данным произведением: Тургенев Иван Сергеевич - Свидание.
Ключевые слова страницы: Свидание; Тургенев Иван Сергеевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн

Свидание

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке http://turgenevivan.ru/ Приятного чтения! Свидание. Иван Сергеевич Тургенев Я сидел в березовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья чуть шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам. Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь. Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, я надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем. Ни одной птицы не было слышно: все приютились и замолкли; лишь изредка звенел стальным колокольчиком насмешливый голосок синицы. Прежде чем я остановился в этом березовом леску, я с своей собакой прошел через высокую осиновую рощу. Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево - осину - с ее бледно-лиловым стволом и серо-зеленой, металлической листвой, которую она вздымает как можно выше и дрожащим веером раскидывает на воздухе; не люблю я вечное качанье ее круглых неопрятных листьев, неловко прицепленных к длинным стебелькам. Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим лучам заходящего солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, - или когда, в ясный ветреный день, она вся шумно струится и лепечет на синем небе, и каждый лист ее, подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться вдаль. Но вообще я не люблю этого дерева и потому, не остановясь в осиновой роще для отдыха, добрался до березового леска, угнездился под одним деревцом, у которого сучья начинались низко над землей и, следовательно, могли защитить меня от дождя, и, полюбовавшись окрестным видом, заснул тем безмятежным и кротким сном, который знаком одним охотникам. Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза - вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня. Я собрался было встать и снова попытать счастья, как вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я вгляделся: то была молодая крестьянская девушка. Она сидела в двадцати шагах от меня, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени; на одной из них, до половины раскрытой, лежал густой пучок полевых цветов и при каждом ее дыханье тихо скользил на клетчатую юбку. Чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей, ложилась короткими мягкими складками около ее стана; крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь. Она была очень недурна собою. Густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета расходились двумя тщательно причесанными полукругами из-под узкой алой повязки, надвинутой почти на самый лоб, белый, как слоновая кость; остальная часть ее лица едва загорела тем золотистым загаром, который принимает одна тонкая кожа. Я не мог видеть ее глаз - она их не поднимала; но я ясно видел ее тонкие, высокие брови, ее длинные ресницы: они была влажны, и на одной из ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых губ, слегка побледневших. Вся ее головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос ее не портил. Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоуменья перед собственной грустью. Она, видимо, ждала кого-то; в лесу что-то слабо хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани. Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени; бедная девушка не шевелилась, - лишь изредка тоскливо поводила руками и слушала, все слушала… Снова что-то зашумело по лесу, - она встрепенулась. Шум не переставал, становился явственней, приближался, послышались наконец решительные, проворные шаги. Она выпрямилась и как будто оробела; ее внимательный взор задрожал, зажегся ожиданьем. Сквозь чащу быстро замелькала фигура мужчины. Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась - и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней. Я с любопытством посмотрел на него из своей засады. Признаюсь, он не произвел на меня приятного впечатления. Это был, по всем признакам, избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала притязание на вкус и щегольскую небрежность: на нем было коротенькое пальто бронзового цвета, вероятно, с барского плеча, застегнутое доверху, розовый галстучек с лиловыми кончиками и бархатный черный картуз с золотым галуном, надвинутый на самые брови. Круглые воротнички его белой рубашки немилосердно подпирали ему уши и резали щеки, а накрахмаленные рукавички закрывали всю руку вплоть до красных и кривых пальцев, украшенных серебряными и золотыми кольцами с незабудками из бирюзы. Лицо его, румяное, свежее, нахальное, принадлежало к числу лиц, которые, сколько я мог заметить, почти всегда возмущают мужчин и, к сожалению, очень часто нравятся женщинам. Он, видимо, старался придать своим грубоватым чертам выражение презрительное и скучающее; беспрестанно щурил свои и без того крошечные мелочно-серые глазки, морщился, опускал углы губ, принужденно зевал и с небрежной, хотя не совсем ловкой развязностью то поправлял рукою рыжеватые, ухарски закрученные виски, то щипал желтые волосики, торчавшие на толстой верхней губе, - словом, ломался нестерпимо. Начал он ломаться, как только увидал молодую крестьянку, его ожидавшую; медленно, развалистым шагом подошел он к ней, постоял, передернул плечами, засунул обе руки в карманы пальто и, едва удостоив бедную девушку беглым и равнодушным взглядом, опустился на землю. - А что, - начал он, продолжая глядеть куда-то в сторону, качая ногою и зевая, - давно ты здесь? Девушка не могла тотчас ему отвечать. - Давно-с, Виктор Александрыч, - проговорила она наконец едва слышным голосом. - А! (Он снял картуз, величественно провел рукою по густым, туго завитым волосам, начинавшимся почти у самых бровей, и, с достоинством посмотрев кругом, бережно прикрыл опять свою драгоценную голову.) А я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул.) Дела пропасть: за всем не усмотришь, а тот еще бранится. Мы завтра едем… - Завтра? - произнесла девушка и устремила на него испуганный взор. - Завтра… Ну, ну, ну, пожалуйста, - подхватил он поспешно и с досадой, увидев, что она затрепетала вся и тихо наклонила голову, - пожалуйста, Акулина, не плачь. Ты знаешь, я этого терпеть не могу. (И он наморщил свой тупой нос.) А то я сейчас уйду… Что за глупости - хныкать! - Ну, не буду, не буду, - торопливо произнесла Акулина, с усилием глотая слезы. - Так вы завтра едете? - прибавила она после небольшого молчанья. - Когда-то Бог приведет опять увидеться с вами, Виктор Александрыч? - Увидимся, увидимся. Не в будущем году - так после. Барин-то, кажется, в Петербурге на службу поступить желает, - продолжал он, выговаривая слова небрежно и несколько в нос, - а может быть, и за границу уедем. - Вы меня забудете, Виктор Александрыч, - печально промолвила Акулина. - Нет, отчего же? Я тебя не забуду: только ты будь умна, не дурачься, слушайся отца… А я тебя не забуду - не-ет. (И он спокойно потянулся и опять зевнул.) - Не забывайте меня, Виктор Александрыч, - продолжала она умоляющим голосом. - Уж, кажется, я на что вас любила, все, кажется, для вас… Вы говорите, отца мне слушаться, Виктор Александрыч… Да как же мне отца-то слушаться… - А что? (Он произнес эти слова как бы из желудка, лежа на спине и подложив руки под голову.) - Да как же, Виктор Александрыч, - вы сами знаете… Она умолкла. Виктор поиграл стальной цепочкой своих часов. - Ты, Акулина, девка неглупая, - заговорил он наконец, - потому вздору не говори. Я твоего же добра желаю, понимаешь ты меня? Конечно, ты не глупа, не совсем мужичка, так сказать; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была. Все же ты без образованья, - стало быть, должна слушаться, когда тебе говорят. - Да страшно, Виктор Александрыч. - И-и, какой вздор, моя любезная: в чем нашла страх! Что это у тебя, - прибавил он, подвинувшись к ней, - цветы? - Цветы, - уныло отвечала Акулина. - Это я полевой рябинки нарвала, - продолжала она, несколько оживившись, - это для телят хорошо. А это вот череда - против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я еще отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка… А вот это я для вас, - прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков,

01 02 03 14 16 24

• Описание

Я сидел в березовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья чуть шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам. Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь. Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, я надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем. Ни одной птицы не было слышно: все приютились и замолкли; лишь изредка звенел стальным колокольчиком насмешливый голосок синицы. Прежде чем я остановился в этом березовом леску, я с своей собакой прошел через высокую осиновую рощу. Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево - осину - с ее бледно-лиловым стволом и серо-зеленой, металлической листвой, которую она вздымает как можно выше и дрожащим веером раскидывает на воздухе; не люблю я вечное качанье ее круглых неопрятных листьев, неловко прицепленных к длинным стебелькам. Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим лучам заходящего солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, - или когда, в ясный ветреный день, она вся шумно струится и лепечет на синем небе, и каждый лист ее, подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться вдаль. Но вообще я не люблю этого дерева и потому, не остановясь в осиновой роще для отдыха, добрался до березового леска, угнездился под одним деревцом, у которого сучья начинались низко над землей и, следовательно, могли защитить меня от дождя, и, полюбовавшись окрестным видом, заснул тем безмятежным и кротким сном, который знаком одним охотникам.

Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза - вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня. Я собрался было встать и снова попытать счастья, как вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я вгляделся: то была молодая крестьянская девушка. Она сидела в двадцати шагах от меня, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени; на одной из них, до половины раскрытой, лежал густой пучок полевых цветов и при каждом ее дыханье тихо скользил на клетчатую юбку. Чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей, ложилась короткими мягкими складками около ее стана; крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь. Она была очень недурна собою. Густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета расходились двумя тщательно причесанными полукругами из-под узкой алой повязки, надвинутой почти на самый лоб, белый, как слоновая кость; остальная часть ее лица едва загорела тем золотистым загаром, который принимает одна тонкая кожа. Я не мог видеть ее глаз - она их не поднимала; но я ясно видел ее тонкие, высокие брови, ее длинные ресницы: они была влажны, и на одной из ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых губ, слегка побледневших. Вся ее головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос ее не портил. Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоуменья перед собственной грустью. Она, видимо, ждала кого-то; в лесу что-то слабо хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани. Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени; бедная девушка не шевелилась, - лишь изредка тоскливо поводила руками и слушала, все слушала… Снова что-то зашумело по лесу, - она встрепенулась. Шум не переставал, становился явственней, приближался, послышались наконец решительные, проворные шаги. Она выпрямилась и как будто оробела; ее внимательный взор задрожал, зажегся ожиданьем. Сквозь чащу быстро замелькала фигура мужчины. Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась - и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней.

Рассказ «Свидание» относится к циклу рассказов «Записки охотника», написанных в разное время, но объединённых тематикой, идеями, жанром, стилем и персонажем рассказчика. Этот рассказ был впервые издан в 1850 году в журнале «Современник».

Рассказ «Свидание» представляет собой повествование от первого лица с элементами описания. Для читателя совершенно очевидно, что все описанное в тексте воспринимает тот, кто говорит. Повествование в рассказе неоднородно. Объективное повествование, доминирующее в произведении, включает фрагменты текста, в которых прямо выражается субъективная авторская позиция, проявляется экспрессия.

Выполняя роль стороннего наблюдателя, повествователь все же высказывает свое субъективное отношение к происходящим событиям и описываемым героям, дает оценки: «бедная девушка», «бедняжка - Акулина», «…я с негодованием рассматривал его (Виктора) красное лицо», «избалованный камердинер», «нахальное лицо» и тд.

Тема рассказа - любовь прекрасной, чистой в нравственном отношении девушки к человеку без души и сердца - лакею Виктору, лишенного человеческих черт и качеств, борьба между естественными чувствами и социальным положением, наиболее ярко раскрывающаяся в сцене свидания - в настоящем времени повествования, в словах Виктора, объясняющего Акулине причину беспочвенности ее надежд.

Фабула рассказа состоит в том, что рассказчик, будучи на охоте, становится свидетелем свидания Виктора и Акулины в лесу. Виктор объявляет о своём скором отъезде с молодым господином из деревни. Девушка чувствует себя ненужной любимому человеку, униженной и одинокой. Жестокий юноша цинично равнодушен к её страданиям. Он уходит не попрощавшись, бросив рыдающую Акулину ничком лежащую на траве. Появление Охотника спугнуло девушку. Она стремительно скрывается в чаще, оставив на поляне букетик васильков. Охотник бережно подбирает цветы и хранит их.

Сюжет рассказа «Свидание» построен по классической схеме: экспозиция, завязка, развитие событий, кульминация, развязка и эпилог. Экспозиция рассказа предлагает читателю проникнуться великолепными осенними пейзажами средней полосы России. На фоне природы, на лесной поляне происходит завязка основной сюжетной линии - встреча двух главных героев. По мере развития беседы выясняется история их взаимоотношений, возникает конфликтная ситуация.

Неизбежность расставания из-за отъезда Виктора послужила толчком для обнаружения глубокого конфликта: один из героев не придаёт, да и не придавал ранее большого значения их взаимоотношениям, в то время как для другого в этом вся жизнь; девушка полностью полагается на своего возлюбленного, посвящает ему всю себя и, вероятно, возлагает надежды. Она не позволяет себе усомниться, что для него это столь же важно. И когда очевидное равнодушие юноши нельзя более скрывать от самой себя, девушка смиренно просит одного - понимания, однако и на это не способен ограниченный и эгоистичный лакей.

Кульминационный момент - когда два персонажа не могут доле находиться друг подле друга. Эмоциональное напряжение доходит до высшей точки, и герои расстаются. У этой сюжетной линии открытый финал, события прерываются в кульминационной точке. Но этим сюжет рассказа не исчерпывается.

Поэтическая, прекрасная, чистая в нравственном отношении девушка любит человека без души и сердца, лишенного человеческих черт и качеств. Прекрасное чувство Акулины разбивается об эгоистическое чувство Виктора.

Драма её в том, что она в любимом не все поняла. Как часто бывает в жизни, что мы влюбляемся не в реальность, а в мечту, идеал, которые мы сами же создаем.

Повествование строится из соотношения хронотопов прошлого и настоящего изображения событий. Хронотоп новеллы - березовая роща. Все действие протекает на природе, так как любовь- это природное чувство.

Начало рассказа - это описание природы, своеобразного «пейзажа души». И.С. Тургенев - мастер этого приема, позволяющего предвидеть дальнейший ход событий и раскрыть внутренний мир героев.

Тургенев изображает природу чаще всего в момент ее пробуждения, расцвета и зрелости, чем увядания. Картины осеннего пейзажа крайне редки в его произведениях. Однако в рассказе «Свидание» мы видим осенний пейзаж, переменчивый, грустный, который служит эмоциональным отражением внутренней жизни людей, настроений действующих лиц.

Красота осенней березовой рощи необыкновенная, «мелкий дождик», но она вся светится. Начало рассказа: «внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась...» Чувствуется пронзительная тишина. Гармония. Неужели это может быть разрушено? Природа будто замерла в ожидании, насторожилась…

Сцена свидания, невольным участникам которой стал рассказчик, разрушает царство гармонии и красоты. Однако осень - знак спада чего-то, приближение холода, прогнозирующий нечто отрицательное.

Ключевыми словами в начале повествования являются глаголы. Именно они помогают Тургеневу передать оттенки, а также непрерывность движения в природе, изменчивость осеннего пейзажа).

Глаголы употреблены в прошедшем времени, так как речь идет о событиях прошлого. Все глаголы несовершенного вида, потому что указывают на длительное, неокончившееся действие, поэтому используются в описании. Лишь в последнем предложении употреблены глаголы совершенного вида: приютились, замолкли - законченное действие. Повествование, насыщенное глагольными связями, становится динамическим, а также эмоциональным.

Кроме глаголов, в тексте используются отглагольные существительные, прилагательные, причастия и деепричастия. Гармоничность и равновесие природных процессов при всей их динамичности достигается посредством сочетания глаголов с существительными и прилагательными. Помещая причастия рядом с прилагательными, автор подчеркивает общую с прилагательными функцию признака предмета: «веселый, смеющийся трепет весны» и т.д.

Внимание к световым оттенкам, к переливам красок - одна из главных черт Тургенева пейзажиста. Пейзажи Тургенева полны не только зрительных, но и звуковых деталей.

Образность повествовательной речи Тургенева создается интенсивным использованием определений, большинство которых являются эпитетами. С помощью эпитетов Тургенев раскрывает увиденные им свойства предметов, выражая свое эмоционально-оценочное отношение к изображаемому. Двойные, тройные определения составляют специфику тургеневского стиля. Для того чтобы подчеркнуть значимость признака, автор использует повторы: «березы белые...белые», «молодая листва вся красная или вся золотая».. .

Роль эпитетов и определений выполняют не только прилагательные, но и наречия и причастия, которые способствуют заострению свойств предметов, образов: «смеющийся трепет весны», «холодно играющий луч, украдкой, лукаво, сверкающим дождем»...

Показывая изменчивость осенней природы, писатель использует антонимы: «заволакивалось-расчищалось», «светило-закрывалось», «озарялось-гасло». Для передачи оттенков одного и того же действия или процесса используются синонимические сочетания слов (прием противопоставления синонимов, градация): «не...трепет… не шушуканье…не...говор…не...лепетание - а болтовня».

Живописную роль играют и сравнения: «… из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз», «красивые стебли высоких кудрявых папортников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда», «березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег», « листья будто загорались червонным золотом», - которые помогают не только ярче представить картину, нарисованную автором, но и дают возможность увидеть отношение писателя к тому, что он изображает.

Природа у Тургенева живет, чувствует, поэтому олицетворения занимают не последнее место в описании: «дождь шептал», «природа улыбнулась», «листва побледнела».

Пейзажи Тургенева полны не только зрительных, но и звуковых деталей: «лазурь, шум, трепет, шушуканье, говор, лепет, болтовня, отблеск, золото, синело, луч солнца, шепчет, зелень, красная, золотая, пестрея....».

Излюбленными синтаксическими конструкциями Тургенева являются сложные предложения, чаще сложносочиненные, которые легко членятся на простые. В этом тексте всего восемь предложений, представлена бессоюзная и сочинительная связь. Именно такие предложения помогают создать образную картину, передать впечатление от увиденного, придать описанию живость, эмоциональность, непосредственность.

Самыми распространенными союзами являются союзы и, а : и - показывает одновременность происходящих событий, а - противительные отношения. Изменчивость и непостоянство осенней погоды автор передает с помощью однородных членов, соединенных повторяющимся союзом то .

Тон повествования спокойный. Это достигается за счет прямого порядка слов. Инверсия наблюдается лишь при обособленных определениях, выраженных причастными оборотами или прилагательными: лазурь, ясная и ласковая.Динамичность картине придают деепричастные и причастные обороты. Излюбленным знаком препинания Тургенева является точка с запятой (6 раз), только два раза встречается двоеточие, остальные - запятые. Использование повествовательных предложений придает тексту спокойный реалистичный характер.

Пейзажи Тургенева представляют собой реальный мир среднерусской природы. Они полны воздуха, звуков и запахов. Природные явления и процессы даются в богатстве своих оттенков, в сложной, живой противоречивой взаимосвязи, в проявлениях, едва уловимых. Природа, как и духовный мир человека, несет в себе печать мгновенной, изменчивой, мимолетной жизни.

Впечатление от рощи - впечатление и от характеров героев. Березовая и осиновая роща. В изображении деревьев автор использует параллелизм. Эта изумительная картина создает музыкальный эстетический фон повествования. В некоторых деталях изображения осиновой рощи мы улавливаем черты Виктора: “металлический звук, бронзового цвета листья”. Березка символизирует Акулину.

Автор намеренно использует прием психологического параллелизма, который является своеобразным зачином, эмоциональным ключом к раскрытию последующей картины. Сходство между листвой берез и Акулиной как внешнее, так и внутреннее: «Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна молоденькая, вся красная или вся золотая, и надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, через каждую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем».

Эпитеты «зелена», «молоденькая», «ярко вспыхивала» говорят о прочной связи березового леска и Акулины. Героиня, словно одна из стихий природы, вырастает из березовой рощи. «… Вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшие ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняла сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и яркий вечер после ненастного дня. Я собрался, было встать и снова попытать счастье, как вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я вгляделся: то была молодая крестьянская девушка». Метафоры «наполнена солнцем», «радостно шумевшую», «искрилось», «облака скрывались», «погода расчистилась», «свежесть» предсказывают, что речь пойдет о принятом прекрасном. Знаковая деталь «вгляделся» подтверждает нашу мысль о единстве и неразрывности Акулины и природы.

Описание внешности девушки говорит о ее духовной чистоте: «белая рубаха», «белокурые волосы», «лоб белый». «Желтые бусы» свидетельствуют, что она принарядилась для кого-то.

Детали «след слезы», «веки ее покраснели», «горько шевельнулись губы» выражают грусть, задумчивость, сердечное переживание.

Заключают противоречие детали и знак, построенный на сравнении «глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани», которые выражают характеристику девушки - грациозной и пугливой одновременно.

Душевное удовлетворение противопоставляет чувству тревоги, сомнения, робости и неуверенности «вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась» - «опять поникла вся, побледнела, смутилась».

Психологическое описание «трепещущий, почти молящий взгляд» напряженности чувств, сильного волнения Акулины из-за душевных переживаний передает колебание, страх.

Вторая параллель - между образами осины и Виктора. «Прежде чем я остановился в этом березовом леску, я с своей собакой прошел через высокую осиновую рощу»

Отношение автора к природе соответствует отношению к герою. Для того, чтобы подчеркнуть важнейшие мысли, Тургенев использует прием повтора и акцентирует на них внимание читателя. «Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево - осину…» - «Признаюсь, он не произвел на меня приятного впечатления»; «… с ее бледно-лиловым стволом» - «… розовый галстук с лиловыми кончиками…», «…качанье ее круглых неопрятных листьев… » - «Круглые воротнички его белой рубашки немилосердно подпирали ему уши и резали щеки…». Знаки «металлической листвой» - «пальто бронзового цвета» - выражение холодности, враждебности.

Образ Акулины составляет идейный и композиционный центр. Как виртуозный живописец, Тургенев в деталях подает портрет Акулины, обращая внимание не только на черты внешнего облика, но прибегая к описанию мимики, жестов и поз.

Первое упоминание этого образа в тексте скульптурно: девушка сидит, потупив голову и уронив руки на колени. Эта поза глубокой задумчивости, по ней можно догадаться о противоречивых мыслях и одновременно покорности - далее это подтверждается текстом: лицо «просто и кротко... и полно недоумением перед собственной грустью».

Рассказчик восхищен ею, ему не удается скрыть восторг перед красотой девушки за слегка ироничными характеристиками (подобающими охотнику и барину): «очень не дурна собою», «головка очень мила», «даже немного толстый и круглый нос» - сквозь эти попытки сделать описание объективным, посторонним и даже слегка циничным читатель видит любование каждой чертой девушки.

Каждая деталь одежды притягивает внимание то к кистям рук, то к шее, то к талии. Интересна противоречивая деталь: волосы «белокурые» и одновременно «пепельного цвета». Они причесаны по-крестьянски - «расходятся двумя полукругами из-под узкой алой повязки». Кожа тонкая, красиво загорелая.

Получается сентиментальный портрет «пастушки», но Тургенев идет дальше и выводит не декоративный, а развернутый лирический психологизированный образ. Рассказчик не случайно внимательно следит за глазами и телодвижениями, потому что жесты, взгляды и выражение лица могут сказать наблюдателю то, что ему не слышно издалека, когда Акулина и Виктор разговаривают. И, конечно, только так охотник может судить о мыслях, настроениях героини.

Вначале глаза «быстро блеснули» - девушку потревожил звук. Это передает беспокойство. Глаза были «большие, светлые и пугливые, как у лани». С ланью сопоставляется робкая и грациозная девушка. Следующее движение, присущее девушке-лани: «она встрепенулась», затем «выпрямилась и оробела; взор задрожал». По этому описанию очевидно, что девушка ожидает встречи, что она боится этой встречи, но страстно желает ее.

Это противоречие еще больше подтверждается, когда появляется Виктор: она «вспыхнула, радостно, счастливо улыбнулась - и тотчас поникла вся, побледнела, смутилась». Взгляд окрашивается неожиданно по-новому: он становится «почти молящим».

И далее в отношении к Виктору проявляется преклонение: Акулина жадно ловит каждое его слово и робко целует руку, а в ее взоре - «столько нежной преданности, благоговейной покорности и любви». Акулина живописна и в проявлении горя. При этом в ней нет ничего показного, фальшивого. Девушка пытается сдержаться, но чувство щемящей тоски и безысходности наполняет каждое движение: «все ее тело судорожно волновалось». Под конец возникает снова образ лани: при появлении охотника «откуда взялись силы - она с слабым криком поднялась и исчезла за деревьями».

Имя Акулина традиционно для девушки из простонародья. Однако Тургенев не решается сделать свою героиню чистокровной крепостной крестьянкой: «не совсем мужичка; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была», - говорит Виктор. Но образования она не получила. Мать ее умерла (судя по словам «за немилого выдадут сиротиночку »), жила с отцом (Виктор: «не дурачься, слушайся отца»), боялась родни («каково же мне теперь в семье»), а именно боялась принуждения к нежеланному замужеству.

Одежда . Простой крестьянский костюм выглядит на девушке опрятно и даже элегантно. Это чистая белая рубаха, оттеняющая благородный цвет кожи, и клетчатая юбка. Единственное украшение - крупные желтые бусы.

Букет. Это очень важный символ для всего произведения, «густой пучок полевых цветов». В тексте указано, какие именно цветы составляют букет: полевая рябинка, череда, незабудки, маткина-душка и, отдельно, «небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травинкой». Характерно, что каждый элемент букета имеет собственное значение у Акулины: череда - средство от золотухи, полевая рябинка - для телят, васильки - для Виктора. Если рассматривать цветовую гамму, то пестрые желтые, белые, фиолетовые цветочки служат обрамлением для более крупных темных васильков, бережно приготовленных заранее для любимого, отвергнутых им и подобранных и сохраненных рассказчиком. В аллегорическом смысле это все лучшие чувства и мысли, посвященные девушкой своему избраннику, также поруганные, но поразившие случайного очевидца и зарисованные им на страницах своих записок.

Виктор Если появление Акулины в рассказе скульптурно, то приход Виктора описывается в динамике. Сначала «что-то зашумело по лесу», затем «замелькала фигура мужчины». В тексте сразу отмечается, что этот тип не производит приятного впечатления. Такая скульптура получиась бы безобразной. Это «избалованный камердинер молодого, богатого барина». В одежде и, вероятно, повадках он старается копировать своего господина. Если скромная одежда Акулины подчеркивает достоинства красивой молодой женщины, то попытки Виктора придать своему костюму лоск лишь выставляют напоказ неприятные черты: воротнички подпирают уши, накрахмаленные рукавчики и особенно золотые и серебряные кольца привлекают внимание к «некрасивым красным кривым пальцам». «Глазки крошечные, молочно-серые, вместо усов - отвратительные желтые волосики на толстой верхней губе». Лицо румяное, свежее, нахальное, с очень узким лбом (густые, туго завитые волосы, начинаются «почти у самых бровей»). Одет он в пальто с барского плеча, у него розовый галстучек и картуз с золотым галуном - «с притензией на вкус», однако, судя по жестокой иронии рассказчика, совершенно безвкусно.

Манеры камердинера грубые, развязные, повествователь сразу отмечает его самодовольство и грубую небрежную манеру общения. Виктор «нестерпимо ломается», то есть старается придать себе важный и независимый вид. Для этого он щурится, морщится, щиплет усики и так далее.

Манера речи соответствует мимике. Персонаж выговаривает слова небрежно, несколько в нос (копирует французскую манеру произношения?), а одну реплику произносит даже «как бы из желудка»; при этом непрестанно зевает и потягивается. Помимо того, что Виктор по-женски тщательно заботится о своей внешности, его самовлюбленность проскальзывает и в жестах. Он с любовью гладит себя по голове, ложится перед Акулиной, «развалясь, как султан», и на лице сквозь равнодушие поглядывает удовлетворенное, пресыщенное самолюбие.

Уже первые фразы Виктора свидетельствуют о его бездуховности, он обращается к девушке с чрезвычайной важностью и пренебрежением: «… величественно провел рукою…», «… с достоинством посмотрев кругом…».

В нем мы видим безразличное отношение к чувствам Акулины, он держит себя с ней с зазнайством, разговаривает горделиво-надменно: «… ты не глупа, не совсем мужичка…», «без образованья», считая, что простая крестьянка не заслуживает его внимания. Именно поэтому он «лениво» принимает ее подарок - «пучок голубеньких васильков» «небрежно», «с задумчивой важностью», который затем равнодушно «уронил».

Виктора тяготит разговор на тему отношений с Акулиной. Он нервничает (молча играет цепочкой часов) и переводит тему на букет в руках Акулины. Эти бережно собранные цветы становятся лишь минутным предметом внимания того, кому они приготовлены, и затем васильки небрежно брошены на траву.

Чтобы подтвердить свое превосходство, Виктор носит с собой часы на цепочке и лорнет, который ему все не удается нацепить. Повествователь обращает внимание на эту важную художественную деталь - лорнет. Он вляется атрибутом Виктора, персонажа, несимпатичного рассказчику. В обстановке природного интерьера, быта простых людей, этот предмет выделяется неуместностью, бесполезностью. Также и его хозяин-лакей диссонирует с обстановкой своим внешним видом, манерами и бесполезной ролью в жизни.

Вероятно, эти предметы он связывает с понятиями «обчество» и «образование». Но Акулине всего этого не понять, а, вернее, самому Виктору нечего об этом рассказать.

При расставании тоже происходит «ломание». Виктор несколько раз порывается встать и уйти, наслаждаясь тем, что Акулина удерживает его. При всей напускной самоуверенности, вид слез приводит Виктора в смятение (ранее в тексте: «не плачь... я этого терпеть не могу»), и он позорно уходит, оставляя рыдающую девушку одну на поляне.

Охотник. Это третье действующее лицо рассказа. В рассказе он является повествователем, свидетелем событий, а одновременно и судьей описываемого, давая оценку и частично делая выводы. Кроме того, Охотник (повествователь) и Акулина осуществляют другую пару персонажей, составляющих ещё одну, побочную сюжетную линию.

Другая, второстепенная сюжетная линия - взаимоотношения рассказчика и девушки. Строго говоря, эти взаимоотношения больше воображаемые со стороны автора. Персонажи не знакомы, не разговаривали друг с другом. Их встреча была случайна, и лишь рассказчик наблюдал за девушкой сколько-нибудь длительное время, она же стремглав бросилась прочь, едва завидя сквозь слёзы его расплывчатый силуэт.

Однако эта встреча оказала большое впечатление на охотника, он думал о ней и вспоминал девушку спустя несколько лет. Охотник настолько сочувствует героине своего рассказа, что берёт на себя то, чего ожидала Акулина от Виктора - понимание и сострадание. Это символизирует букет, который хранит Охотник, в то время как цветы предназначены Виктору.

По продолжительности событий эта сюжетная линия превосходит первую: здесь завязка происходит тогда, когда рассказчик увидел девушку, то есть ранее основной завязки; кульминационный момент - когда девушка единственный в жизни миг видит Охотника, пугается его и убегает. На момент рассказа, то есть через несколько лет, воображаемая связь рассказчика и девушки продолжает сохраняться в виде сухого букета васильков, который рассказчик бережно хранит.

Вообще васильки - очень важная деталь в рассказе. Букетик васильков так же прост и скромен, как проста и скромна сама девушка. Так же, как васильки, растерзано и растоптано её доверие, её первое, самоотверженное чувство. Акулина проста и чиста, как этот пучок полевых цветов и, вероятно, нет ни в её внешности, ни в манерах и поведении ничего яркого, рассчитанного на то, чтобы её заметили. Но автор рассказа увидел в ней настоящую красоту любящей и страдающей человеческой души, и как жгучую память об этой растоптанной негодяем чистой любви хранит он брошенные васильки Акулины.

Как видно из разбора сюжета, объект повествования - развязка любовных взаимоотношений двух внутренне разных людей, их различное понимание ситуации. Основной мотив - вечные человеческие взаимоотношения, верность и легкомыслие, глубина чувств и поверхностность.

Словесная организация текста соответствует жанру рассказа. Монолог повествователя перемежается диалогами, в отступлениях от фабулы выражается отношение автора к описываемому. В прямой речи сохраняются особенности говорящего, определяющие социальную принадлежность и занятие. Речь Акулины плавная, благозвучная, насыщенная эпитетами, вместе с тем простая и достаточно грамотная. Она соответствует образу «пастушки», несколько идеализированной крестьянки.

Речь Виктора выдаёт принадлежность к дворне. В ней присутствует налёт искуственности: слегка неуклюжий синтаксис («на службу поступить желает» - характерный неуместный обратный порядок слов), отрывистость, избыточные вводные слова («так сказать») присутствие стилистически неуместной лексики (образование), ещё и искажённой («обчество»).

Речь повествователя ведётся от первого лица. По красочности описания природы можно отличить завзятого охотника, а меткие характеристики персонажей и подбор художественных деталей выдаёт наблюдательного и опытного психолога. Речь отличается художественностью и богатством лексики.

Тургенев - признанный мастер пейзажа. Действие этого рассказа, как и многих других рассказов цикла, происходит в интерьере природы. В этом произведение описание природы перекликается с сюжетом как аллегория. Пейзаж играет роль эмоционального усилителя, проявляет душевные состояния героев

Время года - осень - традиционно символизирует в литературе заключительную фазу. В контексте сюжета это - конец взаимоотношений двух главных персонажей. Также и настроение осени - упадок, грусть, тревога - соответствуют настроению описываемых в рассказе событий. Переменчивая погода - то дождик, то туча, то проблески солнца - словно повторяет игру настроений на лице главной героини. Противопоставление осиновой и берёзовой рощи соответствуют противопоставлению характеров главных героев. Симпатия рассказчика к характеру девушки проецируется на предпочтение, отданное берёзке, любование этим деревом. В то же время неприязнь к Виктору отражается на отношении к осине: рассказчик не любит осины, но признаёт, что она бывает хороша в иные моменты, так же как мужчины, подобные Виктору, «к сожалению, очень часто нравятся женщинам».

В данном рассказе автор использует композицию обрамления (кольцевую). Заканчивая повествование, он вновь обращается к приему пейзажной зарисовки. Но состояние природы заметно изменяется по сравнению с первым абзацем: «сквозь невеселую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывается унылый страх недалекой зимы». Увядающая природа, ворон - символ несчастья, приближение холодной зимы. Все эти нерадостные картины перекликаются с судьбой Акулины. Теперь уже сквозь невесёлую улыбку природы проглядывает унылый страх недалёкой зимы - будущее не предвещает ничего хорошего героине рассказа. Ветер гонит по дороге опавшую листву - так и героев рассказа жизнь разбрасывает в разные стороны, и они никогда больше не встретятся.

В этом же тоне лёгкой печали и ностальгии, выдержан эпилог, заканчивающийся многоточием.