Отказы, возвраты, заработки на детях

Скандалы с приемными семьями сегодня случаются регулярно. В начале года прогремела история семьи Дель: 8 детей были изъяты, на них расторгли договоры опеки, родителей обвинили в ненадлежащем исполнении обязанностей опекунов, на них завели два уголовных дела.

Затем - случай с семьей, приехавшей в Москву из Калининграда: там приемные родители сами отказались от опекунства на семерых детей после того, как им не удалось добиться получения московских пособий.

В результате всех этих скандалов в обществе укрепляется мысль, что приемными родителями движут исключительно корыстные мотивы. Однако сами они утверждают, что это не так.

Татьяна Байдак - активист сообщества приемных родителей - сама помимо кровного сына воспитывает двоих приемных. Она очень хорошо знает все проблемы и подводные камни приемного родительства.

Татьяна считает, что скандалы, связанные с приемными детьми, случаются вовсе не из-за денег, а из-за неправильных мотиваций, по которым сирот берут в семьи. Специально для «МК» она рассказала и прокомментировала самые дикие истории отказов от детей.

СПРАВКА "МК"

Существуют разные юридические формы устройства ребенка в семью.

■ Усыновление. Усыновленный ребенок получает все права родного, включая право наследовать имущество родителей. Родители же, в свою очередь, получают все обязанности: например, в случае отказа от усыновленного ребенка они обязаны выплачивать ему алименты до совершеннолетия либо пока его не усыновят другие люди. Родители не получают пособия на ребенка, кроме единовременного, при передаче в семью, однако имеют право на выплаты и льготы, которые полагаются при наличии кровных детей, - детское пособие, маткапитал и т.д.

■ Опека. Ребенок сохраняет статус оставшегося без попечения родителей. Опекунами, как правило, становятся люди, имеющие родственные связи с ребенком. На ребенка государство выплачивает ежемесячное пособие.

■ Приемная семья. Приемные родители помимо ежемесячных выплат на ребенка получают зарплату за его воспитание. Между приемными родителями и органами опеки заключается договор. За свою работу родители обязаны подробно и регулярно отчитываться - как любые другие наемные работники.

История первая: нет своих детей

Супруги Марина и Сергей Даньшины в 2001 году усыновили 9-месячного мальчика Андрея. Пока он не пошел в школу, приемные родители считали, что ребенок им достался просто идеальный. Однако в школе Андрюша стал хулиганить, не хотел учиться. В 14 лет в семье начались бурные конфликты, и родители по совету психолога сказали ребенку, что он неродной. Андрей сильно переживал это известие, плакал, уверял родителей, что когда вырастет, сделает анализ ДНК и докажет, что он их родной сын…

Затем мальчик поступил в техникум на автомеханика, но конфликты продолжались: 16-летний подросток то подделывал студенческий билет, то пропадал ночами в клубах, то отказывался учиться и работать. Однажды украл у бабушки деньги и потратил на фастфуд…

Сейчас родители признались, что поставлены в тупик и хотят вернуть подростка обратно в детдом. Сам Андрей отказывается верить в серьезность их намерений.

Татьяна Байдак: «Это история о нелюбви. О том, что взрослые люди так и не смогли принять и полюбить приемного сына. Ребенок не оправдал надежд и ожиданий отца и матери. С мальчиком было легко, пока он был крошкой - читал стихи на табуретке и слушался маму.

Но вот малютка вырос, появились обычные подростковые проблемы - трудности с учебой, желание гулять и поздние возвращения. А родители не выросли. И так удобно списали все трудности на чужие плохие гены.

Не знаю, какой психолог мог такое посоветовать, но сказать подростку в период пубертата, а тем более в период острого конфликта, что он не родной, - это была вторая очень плохая идея. Первая плохая идея - врать ребенку с детства о его происхождении.

Впрочем, мотивация «нет своих детей» вполне может носить конструктивный характер. Просто нужно осознавать, что важнее - иметь статус родителя или действительно им быть.

История вторая: рождественское чудо

Несколько лет назад известный общественный деятель накануне Нового года постил в своем аккаунте фотки и истории сирот. Разумеется, он никого не уговаривал усыновлять или брать под опеку, но пропаганда была достаточно сильной. Нашлась девушка-психолог, которая под громкие аплодисменты читателей забрала одного мальчика. Девушка была замужем, и у нее был родной сын. Эту историю общественник назвал «рождественским чудом».

Девушка стала вести блог о своей семье и приемном сыне, называла его «старшим братом» кровного ребенка. Однако после Нового года подарков ее восторги поулеглись. Бросать работу она не собиралась. Родной ребенок утром шел в садик, а приемный после школы был предоставлен сам себе. Девушка писала о приемном сыне раздражительные посты.

И наконец, когда подросток украл в супермаркете колу и шоколадку, несостоявшаяся мама отвезла его обратно в детдом. Всего в семье сирота пробыл около 3 месяцев.

Татьяна Байдак: «Жалость к бедному сироте - одна из самых деструктивных мотиваций. Пафос девиза «Чужих детей не бывает!», фотографии детей из базы данных, жалостливые посты из соцсетей - все это вызывает в эмоциональном читателе желание вытащить, отогреть. Ребенок спасен, ура, мы пишем «минус один», это значит, на одного ребенка в системе стало меньше… Но история на этом не заканчивается - начинается жизнь. И первый год - сложная адаптация и ребенка, и взрослых. Причем ребенка уже не жаль, потому что он теперь не сирота, у него есть родители, а он, несмотря на это, может делать все назло: портить мебель, требовать дорогих подарков, кричать, что вы ему никто… И вам его уже не жалко! Нельзя заменить любовь жалостью, да и невозможно постоянно жалеть.

В этой истории произошло рождественское чудо, ребенок обрел семью, но это было только самое начало. Дальше от его новых родителей требовался колоссальный труд, терпение и много сил. К сожалению, душевных сил родителей хватило очень ненадолго».

История третья: замена умершего

У одинокой мамы 8-летней сын погиб в аварии. Через какое-то время она взяла из детдома трехлетнего мальчика. Все было прекрасно, пока приемному сыну не исполнилось 8 лет. Тогда мама достала из шкафа одежду и игрушки погибшего ребенка - в пользование нового сына. Подруга, зашедшая к ней в гости, ужаснулась: все-таки за 10 лет детская мода немного изменилась, да и пролежавшие в шкафу все это время вещи пахли затхлостью. Вдобавок мама развесила по всей квартире фотографии покойного малыша…

После расспросов подруги мама призналась: ожидала, что новый ребенок сможет заменить погибшего, но этого не произошло. Наоборот, достигнув 8-летнего возраста, неродной мальчик начал напоминать о родном, и мама стала особенно остро чувствовать различие своего отношения к тому и другому мальчику. Ее коробило, что все в приемном ребенке было другим, он оказался совсем не похож на первого сына. «Я хочу вернуть его в детдом», - призналась женщина подруге.

Эта история с хорошим концом, так как здесь с помощью психологов женщина справилась с наваждением, сумела принять приемного ребенка, и они снова стали семьей.

Татьяна Байдак: «За год до того, как мы с мужем взяли приемных детей, у нас после неизлечимой болезни умер четырехлетний сын. Мы взяли в семью мальчика-подростка.

Ровно через две недели в опеке нам показали фото мальчика 5 лет и сказали: если не найдется семьи, ребенок попадет в детский дом. У нас не было выбора. Второй наш приемный сын очень похож характером на погибшего. Произошло именно то, чего мы так боялись.

Но, к счастью, мы себе отдаем отчет, кто есть кто, - младший хоть и занял пустое место в семье, но заполнил его собой, а не нашими ожиданиями. И, честно говоря, мне сейчас совсем непонятны наши страхи: как можно пытаться заменить одного человека другим?

Желание усыновить ребенка людьми, потерявшими своего, может носить конструктивный характер, если семья пережила свое горе. Для завершения этого процесса нужен как минимум год, а лучше - полтора-два».

История четвертая: компаньон для ребенка-инвалида?

Дети-инвалиды - всегда больная тема для родителей. Ребенок может быть обеспечен, любим и счастлив, но родительское сердце точит червь: а что будет с ним, когда я умру? Кто станет ему родным человеком?..

Нередко такие родители приходят к мысли взять из детдома ребенка с похожим недугом. Это кажется благородным и верным решением: ведь они уже знают и умеют реабилитировать и социализировать ребенка-инвалида, а у ребенка появится близкий человек до конца жизни. Однако...

Эта история старая, но она потрясла в свое время общество. Работница детдома взяла домой мальчика и девочку как компанию и будущих помощников для своей дочки с синдромом Дауна. Приемные дети были на несколько лет старше. Поначалу все трое прекрасно общались, а затем детдомовцы стали подростками и полюбили друг друга. На младшую девочку они прекратили обращать всякое внимание. Мать не понимала, как справиться с этим, нарастал конфликт, и в итоге после череды скандалов женщина отдала назад сначала приемного мальчика, а затем и девочку.

Татьяна Байдак: «В семье родился инвалид, его не принимает общество, как он будет жить, когда нас не станет?.. Так думают родители и идут за приемным - за компаньоном для своего ребенка, который будет с ним играть в детстве и ухаживать в будущем. Но ведь приемный ребенок тоже требует заботы и внимания, часто сам не очень здоров. И, конечно же, он не обязан быть вам благодарным и отрабатывать свой «долг».

Но я знаю истории, когда родители ребенка с синдромом Дауна или ДЦП брали детей с аналогичными диагнозами. И получалось все отлично. Приемный ребенок вырван из детского дома, он приобрел семью; кровный получил брата или сестру и одновременно друга. Главное - принимать приемного ребенка как равного кровному, а не как слугу».

Все эти истории говорят о том, что проблемы приемных семей гораздо шире, чем кажется на первый взгляд. И деньги - далеко не самая важная вещь в отношениях приемных родителей и детей. Даже психологи отмечают, что это далеко не самая плохая мотивация.

Даже если ребенка взяли ради зарплаты приемного родителя, это совершенно не значит, что его бьют и не кормят, - говорит Татьяна Байдак. - Наоборот, приемный родитель будет заинтересован хорошо заботиться о ребенке, чтобы сохранить желаемую зарплату. Он будет мотивирован хорошо выполнять свою работу. А специалисты опеки, учителя школы, воспитатели детского сада и преподаватели секций и кружков будут рассматривать этих детей под лупой. Будни современного опекуна - это внимательные взгляды соседей, регулярные посещения сотрудников органов опеки и соцзащиты, характеристики на детей из учебных учреждений, отчеты о потраченных средствах и ежегодные диспансеризации. Это, конечно, сложно, но, наверное, всем людям нравится делать то, что у них получается, и видеть результат своих усилий. У меня получается быть мамой.

Александра Кузьмичева: «А потом мы отвели его обратно в детский дом» - эта фраза вызывает едва ли не больше негативных эмоций, чем признание, что ребенка сдали государству его кровные родители. Почему сирот возвращают?

К угрозе возврата, как к угрозе суицида, надо относиться серьезно, даже если тебе кажется, что это попытка привлечь внимание к себе, стеб или что-то еще.

За время работы ресурсного центра для приемных семей с особыми детьми в фонде «Здесь и сейчас» туда обращались 23 семьи, истощенные до того, что мысль о возврате ребенка в детский дом стала реальным планом. Шесть семей в итоге вернули детей, остальным удалось помочь справиться с ситуацией. Конечно, бывают случаи, когда родители уже не готовы принять помощь. Так, одна из семей обратилась с просьбой найти для их приемного ребенка новую семью. Они обращались уже не в первую организацию и ни к какому другому общению были не готовы.

В любом случае, даже если специалисту кажется, что семья говорит о возврате ребенка в форме «воспитательной угрозы», пытаясь привлечь к себе внимание или даже шутя, к этому, считает руководитель ресурсного центра для приемных детей с особыми детьми Наталья Степина , нужно относиться серьезно. Как и при угрозе суицида, нельзя делать вид, что так и надо и ничего не происходит, – сравнивает она.

Какие проблемы могут побудить приемных родителей отвести ребенка обратно в опеку и подписать отказ, если все они понимают, что это огромный стресс для него и в некотором роде жизненное фиаско для них?

Риск первый: родителям не хватает компетенций

«Нехватка родительских воспитательных компетенций», проще говоря – непонимание, почему ребенок себя так или иначе ведет и как на это реагировать. Например, у ребенка СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности). Пока он мал, родители думают, что справляются, но когда он попадает в школу и «ходит там по потолку», добавляется социальный прессинг. Учителя упрекают приемных родителей, что те плохо воспитали ребенка, а они искренне не знают, что с ним делать – не к парте же привязывать. Постоянно сидеть рядом тоже невозможно. В другом случае ребенок может в 8 или 10 лет хватать все руками, как младенец в три года. «Хватает» – и считает своим, так что его уже называют вором.

«В том и другом случае не работают наказания, работает только помощь», – уверена Наталья Степина. Правда, помощь специалиста будет эффективной только в том случае, если родитель тоже будет потихоньку обрастать знаниями, а с ними и пониманием, что происходит с их ребенком, почему и что нужно делать.

«Если им не до компетенций, мы станем их ресурсом»

Одна семья обратилась в ресурсный центр для приемных семей в феврале и сказала, что в сентябре вернет в детский дом ребенка, усыновленного с 2,5 лет и любимого, который на тот момент учился в первом классе. Ребенок с прекрасной речью, общительный, но его выход в школу превратила жизнь семьи в ад. Кроме того, младшая кровная дочка в семье имела диагноз ДЦП и постоянно нуждалась в реабилитации. Дома каждый день школа обсуждалась со слезами и криками, родители начали срываться и могли ударить ребенка, так что им и самим казалось, что у них ему хуже, чем было бы в детском доме.

«Родители просто не знают, что делать, причем уже долго не знают, а также испытывают давление социальных институтов. На фоне нехватки ресурсов у них наступает истощение. Однако это перспективная ситуация, когда можно помочь», – говорит Наталья Степина.

Еще недавно мне казалось это чем-то невероятным: помню, как горячо возмущалась, слушая историю мальчика, которого «посылкой» заграничная мать выслала в Россию в детдом. Осуждала, когда приходила в опеку - и видела горы папок возврата детей в госучреждение. Но больше всего убивало, что их возвращали не через год или два года, а спустя 10-13 лет… Да ведь к домашнему питомцу привыкаешь, а тут человек. Помню, даже хотела написать разгромный материал на эту тему: что за люди отдают малышей обратно. И вот пишу. Пишу о том, как сама вернула дочь в детский дом.

Задохнуться от счастья

11 лет у нас мужем не было детей: больницы, врачи, бабки - к кому я только не ходила, на какие целебные воды не ездила, кому не молилась. Не давал Бог детей. Подруга, детский реабилитолог, отговаривала от ЭКО, говорила, что не хотела бы еще и с нашим «пробирочным» возиться. Здоровых их рождается не очень много. И мы решились взять девочку - маленького светлого ангела Анечку из дома ребенка. Деточке было год и восемь. Тихая, спокойная: куда поставишь, там и стоит, что дашь, то и ест. Этот нежный цветочек все время жался к моей ноге или папиной. Пошла Аня только в два годика. За спиной - отсутствие папы в свидетельстве о рождении. Биологическая мать болела туберкулезом и умерла в родах. С каждым днем Аня оттаивала и уже почти не вздрагивала, когда окликали или пытались погладить по голове. Мы с мужем были на седьмом небе от счастья. Только родственники не принимали эту историю, практически перестали ходить в гости. Единственный, кто с нами остался, это моя мама - она у нас лежачая (перелом шейки бедра), и уйти просто не могла. Ее Аня любила, как нам казалось, больше всех. Почти всегда сидела на маминой кровати и что-то бормотала, а потом и заговорила. «Баба» - было ее первое слово. Время летело быстро, дочка ожила - оказалось, что характер у нее еще тот. «Нет, не хочу, не надену»… В школу идти она, конечно, тоже не хотела. Но в первый класс, куда деваться, пошла. Отвели ее, красивую, с бантами и цветами, а на линейке для первоклашек в актовом зале мне стало душно. Видимо, от радости и счастья я потеряла сознание.

Взять сироту - что храм построить

Эту поговорку я слышала много раз, а еще эти постоянные рассказы: вот возьмешь ребеночка - и родной появится или еще какое счастье случится. Так и вышло - в обморок я упала, потому что была на пятой неделе беременности. Ничего не замечала, потому что перестала верить. Дочке о пополнении мы сказали только тогда, когда появился живот. «Там твой брат или сестренка, ты рада?» То, что Аня убежит в детскую со слезами и криками «Я вас ненавижу, решили меня на другую поменять, теперь все ей будет», ввело нас в ступор. Мы не скрывали, что она приемная и неусыновленная - так больше выплат, а у нее были серьезные проблемы с глазками (пару операций сделали еще до школы). Но такой реакции мы не ждали, тем более что дочь сама периодически просила братика или сестренку. На пару дней ее точно подменили, но потом как-то все рассосалось, она снова стала милой девочкой. Правда, дома начались некоторые странности, конечно, с ней мы их не связывали - она же еще дитя, ей только восемь лет. Разве специально она могла вылить на новорожденного Владюшу чай, слава богу, не кипяток? А засунуть бабушке в бутерброд иголку, опрокинуть коляску, укачивая брата… Но однажды она вернулась в слезах, кричала, взахлеб рыдала, что коляска с Владом осталась в лифте, она отдернула руку - и брат уехал в неизвестном направлении, не то вверх, не то вниз. Это хорошо, что у нас в доме почти все друг друга знают, а консьерж отличный. Конечно же, мы «выловили» кроху, но муж был в ярости и решение вынес однозначное: во-первых, Аня слишком мала для таких обязанностей, во-вторых, дочь надо показать детскому психологу. В результате мы ходили не только к детскому, но и к семейному психологу - органы опеки помогли. И все вроде стало вставать на свои места: Владюша рос озорным, ему нравилось беситься с сестрой. Дочка тоже, казалось, приняла брата - и тут (спустя три года) я снова забеременела. Решили сказать детям сразу, чтобы оба привыкли к этой мысли.

Словно подменили

Аня узнала о моей беременности (к тому моменту ей было 11 лет), хлопнула входной дверью и ушла. Я выбежала на улицу, но не нашла ее… Вернулась дочь в два часа ночи. Ничего не сказав, прошла в свою комнату, от нее пахло спиртным и сигаретами… И началось: она хамила, несколько раз словно случайно ударила меня с размаху дверью по животу, а потом украла у бабушки пенсию. Ее принесли, и бабуля, положив деньги под подушку, задремала… А проснувшись, их там не нашла. И нам рассказала, но велела Аню не ругать. Она же девушка, хочет купить что-то красивое. Владу от Ани почему-то не доставалось, а он ей прямо в рот смотрел, если она разрешала поиграть в свой айпад или посмотреть мультик в ее комнате… Это был праздник. А вот бабулю Аня, которая так ее защищала, явно стала изводить: то чай холодный принесет, то сделает вид, что не слышит, как та ее зовет (к тому моменту бабушка уже совсем не ходила). Из моей шкатулки, точнее семейной, стали пропадать достаточно дорогие вещи. Как-то я возвращалась с работы, а у подъезда стояла «Скорая помощь», суетились врачи. Оказывается, приехали к нам. Бабушка выпила не те лекарства, да еще дозу превысила, и у нее прихватило сердце. «Скорую», кстати, вызвал сын, а Аня напоила бабулю таблетками и ушла с девочками загорать. Честно признаюсь: присутствие Ани в доме стало тяготить и раздражать, прижать ее, обнять рука не поднималась. Она брала мою косметику, вещи и почему-то стала на нас смотреть странно, исподлобья. Как звереныш. В то же время, когда незнакомый человек, кто-то из старых друзей, узнавал, что мы взяли из детского дома ребенка, говорил, что мы святые, что так они не могли бы, что… А я слушала их, мне было стыдно, меня распирали противоречивые чувства: с одной стороны - взяли, да. С другой…. Получилось ли что-то у нас, справились ли мы. Я больше не осуждала мам из тех папок возврата.

Дитя тьмы

На уроках в школе приемных родителей нас учили, что ни в коем случае нельзя поднимать руку на приемных детей. Это своего рода табу. Да и бить - понятие относительное: вот давала Владу я изредка подзатыльники за то, что он мучал собаку - по его мнению, играл. Аня со злости могла ее отшвырнуть ногой в другой конец комнаты, но я ни разу не видела, это рассказывали родные. А вот однажды, стоя у окна, увидела, как дочь орет и бьет поводком нашего Кубика. Спросила дома, что это такое было? Она ответила, что мне показалось - этаж-то восьмой, что я могла оттуда увидеть. Учителя стали жаловаться: вроде умная, а учиться не хочет, может нагрубить, уйти из школы… А я тем временем становилась как дирижабль: мы ждали двойню. К моему горю, мальчик умер еще в родах, докторам не удалось вдохнуть в него жизнь. Девочка Софья родилась абсолютно здоровой. Я не знала, каким богам молиться, но даже боль от потери крохи прошла, притупилась, когда Аня начала навещать сестру каждый день. Было видно, что она чувствует себя виноватой за свое поведение, свои слова. Выписали нас быстро, детка была спокойной, почти все время спала - попробуй разбуди принцессу к обеду. Аня сама, без просьб, стала Соне второй мамой. Ходила гулять с коляской и книжкой в парк. Только ей удавалось уложить на ночь Соню после купания… Аня показывала Владу, как пеленать, менять подгузники. В такой благодати прошло тихо и спокойно два-три месяца.

Накануне мы сдавали кровь, и я немного разнервничалась: врачам что-то не понравилось в крови Сони. Все уснули, не спалось только мне, и я решила выкурить на лоджии сигаретку. То, что я увидела, было похоже на кадр из фильма ужасов, и то, что я потеряла дыхание и речь, спасло младшей дочке жизнь. Окна лоджии были распахнуты, а Аня на вытянутых руках над землей держала кроху и что-то бормотала. Одним прыжком я обхватила и повалила обеих на пол. Аня не издала ни звука, только сидела и дрожала, через минуту тихо и с обидой в голосе заревела Соня. Муж понял все, не глядя и ничего не спрашивая, вызвал «Скорую» и, как я его не отговаривала, полицию. Спустя какое-то время, пока мы мотались между врачами, ездили к стражам законам, выяснилось следующее: наша младшая Сонечка вовсе не была «сурком». Анечка ловко разводила Соне молочные смеси, компоты, переливая в бутылочку и сдабривая приличной дозой феназепама из ампул. Днем меньше, вечером больше, чтобы все выспались - и мама, по словам Ани, в первую очередь, и вся семья. Она такое в кино видела… А вот тот случай на балконе, как выяснилось, был не первым. Аня не знала, как по-тихому избавиться от Сони так, чтобы ее не ругали, и продолжала вынашивать план. Она оставляла ее у магазина, на лавочке у вокзала, пыталась продать цыганам… и еще много чего, что нам с мужем лучше не знать, иначе бы муж просто задушил девочку своими руками. Без меня сходил в органы опеки, там подняли все документы по родителям и родне Анны: и ее отец, и дядя страдали шизофренией. Кстати, именно родная бабушка Ани (она живет в доме сумасшедших, чем болеет, нам не сказали) посоветовала подросшей девочке избавиться от конкурентов на родительскую любовь.

Земля круглая

Несмотря на мои мольбы, органы опеки вернули Аню, но уже не в дом малютки, а в детский дом, откуда она сбежала уже через две недели. К нам. Но муж был непреклонен: Аня представляет опасность для жизни наших родных детей и должна покинуть дом. Через 40 минут приехали из опеки, чтобы отвезти Аню в детский дом. Их вызвал мой муж. Он по-своему любил Аню и не хотел, чтобы она бродяжничала. Через полгода Аня снова сбежала из детского дома. Вероятности, что ее кто-то еще усыновит, было мало: таких взрослых детей почти не брали. Тем более если это было повторное опекунство. Я сразу догадалась, куда девочка поехала, и собралась в деревню, куда Аня угрожала нам уехать жить, когда мы ссорились. У нее там жила какая-то подружка. И оказалась права. На глаза девочки я не показывалась, просто посылала на ее адрес разные посылочки с тем, что мне казалось нужным: едой, одеждой, деньгами. Когда я увидела у дочери округлившийся живот, то отправила крестильный наряд и образ с крестом, витамины для будущих мам… И дала себе слово, что больше не поеду сюда рвать сердце. Да и обстоятельства так сложились, что муж уехал работать за границу на несколько месяцев, а мы с ним.

P. S. Где-то полтора года назад мне пришла открытка из села Тверской области. Просили приехать и забрать внучку. Муж с Владом сели в машину, и пока я пыталась хоть что-то понять, рванули в Тверь. Бабулька из соседнего со сгоревшим домом выдала им дитя с огромными глазищами. В сгоревшем доме жили две подруги с детьми - чье это чадо, она не знает, но похожа на Аню, вторую девушку. А нашла она младенца недалеко от развалин, где та, придя в себя, заходилась плачем (наверное, мать выкинула из окна, чтобы та не сгорела). В вещах погорельцев бабулька нашла сундук, а нем - дневник одной из девушек и записка с адресом. Вот и все… Судя по кресту и образку, что был на шее у дитя, это и вправду была наша внучка. Аня. Видимо, за нее нам нужно было нести крест - и Боженька дал нам еще один шанс.

Знаете, зачем я все это написала? Я просто встаю на колени перед всеми сотрудниками опеки и социальными работниками домов малютки и прошу: пожалуйста, говорите о приемном ребенке всю правду и сразу. Если будущие родители испугаются, никто не пострадает. Не испугаются - в мире будет еще один счастливый человечек.

– Почему, согласно статистике, больше всего происходит возвратов тех детей, которые находятся под родственной опекой?

– Родственная опека падает на людей, условно говоря, без их свободного выбора, без их вдумчивых рассуждений и раздумий. В семье что-то случилось, и приходится брать ребенка-родственника. Часто сама принимающая семья очень травмирована: вдруг что-то случилось с родителями этого ребенка, и нужно с этим справляться. Получается, что ресурса на самого ребёнка не хватает.

Очень часто под родственную опеку внуков берут бабушки, которые, получается, сами потеряли своего ребенка (отца или мать их внука): из-за болезни, из-за аварии, из-за алкоголизма, из-за психического заболевания.

Когда ребенок достигает подросткового возраста, они просто перестают справляться. Накапливаются неразрешённые конфликты. Помощи родственникам-опекунам практически нет никакой, сопровождения никакого.

Такая форма семейного устройства, как опека, вообще традиционно не попадает в поле внимания тех, кто отвечает за сопровождение семьи. Считается, хорошо, что ребенок остался в семье, а раз так, то родственники уже точно справятся сами. Но не все всегда получается так. Поскольку, повторяю, сами семьи травмированы, потому что ведь не от хорошей жизни они оформили родственную опеку.

Иногда получается, что все службы сконцентрированы на том, чтобы устроить к ним ребенка, а каково их психологическое состояние – никого не волнует, никто даже не спросит этих бабушек, дедушек: «Как пережили трагедию, что произошло с вашим сыном или с вашей дочерью?»

– Что касается других форм семейного устройства?

– Здесь возвратов меньше. Особенно минимальны они при усыновлении.

Почему все-таки происходят возвраты? Причины здесь бывают разные. В целом – люди не справляются с ситуацией. На самом деле, никто же не берет ребёнка из учреждения, чтобы однажды вернуть его обратно. Уже потом люди понимают, что не справляются, не хватает ресурсов.

Случается, в семье происходят какие-то непростые, трудно переживаемые события, от которых никто не застрахован. Например, брали ребёнка в полную семью с нормальным уровнем дохода. Потом кто-то из близких заболел, умер, супруги развелись, или произошло еще что-то – и всё, не хватает ресурсов.

– Почему именно среди усыновителей минимальный процент возвратов?

– Все-таки когда люди выбирают такую форму семейного устройства, как усыновление, это значит, что у них уже в самом начале высокий процент решимости. Поскольку в каком-то смысле идет предварительный отбор. Ведь можно не усыновлять через суд, а поступить проще – лишь взять ребёнка под опеку, например. Поэтому те, кто настойчиво усыновляет, – настроены решительно.

Еще такой момент, что усыновляют обычно маленьких детей. И, соответственно, когда дети в семье с самого раннего возраста, потом реже возникают какие-то непреодолимые сложности.

В приёмную же семью берут и подростков, с ними могут начаться проблемы, которые непросто преодолеть.

– Можно ли как-то заранее обезопасить себя и ребенка от возврата?

– Гарантированно на сто процентов никогда нельзя ни от чего никого обезопасить. Можно максимально подготовиться. Пройти хорошую школу приемных родителей. Максимально оценить, просчитать ресурсы своей семьи, свои возможности.

При этом, как бы ни были подготовлены приёмные родители, мысли о возврате возникают у многих. Это нормально и обычно происходит в первые месяцы пребывания ребёнка в семье, когда родители не привыкли к новой ситуации, им тяжело, вдруг кажется непонятным, зачем они в ввязались в эту историю. При этом единицы переходят от мыслей к действию.

Так что говорить нужно скорее не о том, как предотвратить отказы в принципе, а о том, что делать, если такие мысли у родителей возникают. В этом случае приёмным родителям нужно не ругать себя и терпеть, а искать помощи, обращаться за ней к специалистам.

– Как понять, что родители всё-таки не справляются, что ситуация действительно критическая, что уже бессмысленно бороться?

– К сожалению, со стороны это никогда не скажешь. Сама семья решает, оценивает запас собственных сил. Бывает, что семья сдается слишком рано, хотя там можно было еще постараться. А бывает, что ничего уже сделать нельзя, и самой семье нужна какая-то помощь, поддержка, реабилитация, чтобы восстановиться после случившегося. Может же быть такое, что ребенок не прижился и сам захотел уйти. Случается, помощь специалистов нужна ребенку.

То есть это тяжелая ситуация для всех участников процесса. И неправильно с ней оставаться один на один.

– То есть отказы – не обязательно инициатива приёмных родителей?

– Конечно. Ситуации складываются по-разному. Бывает, что ребенок настолько травмирован по линии привязанности, что ему сложно создать новую.

А бывает, что дети (я знаю много примеров), которые в такой ситуации ушли, потом поддерживали отношения с теми людьми, которые пытались стать им приёмными родителями. Общаться с этими людьми как с хорошими знакомыми им оказалось проще, чем воспринимать их в качестве родителей.

То есть, нужно смотреть на особенности внутри каждой ситуации, которая по-своему сложна.

Поэтому так необходимо, чтобы были службы сопровождения, чтобы люди обращались за помощью в любом случае.

– Грамотное сопровождение семей, которые взяли ребёнка – необходимо. Но специалистов не хватает, особенно если речь не о больших городах. Как быть людям, которые живут в маленьких городках, посёлках, где непросто найти профессионала в области поддержки семейного устройства?

– Все равно следует изыскивать какой-то ресурс поддержки. Это могут быть пусть даже знакомые, которые способны выслушать, эмоционально поддержать. Нужно искать интернет-ресурсы, где можно спросить совета, пожаловаться, попросить поддержки. То есть все равно нужно ее искать, любыми способами. Ведь иногда становится легче, если ты просто выговоришься, если кто-то тебя выслушает и скажет: «Да, тяжело тебе». И порой уже этого хватает, чтобы справляться дальше.

– Как рассчитать свои силы тому, кто берёт в свою семью ребенка-инвалида? Ведь бывает, что болезнь развивается так, что приёмные родители, уже не один год воспитывавшие ребёнка в семье, дома справиться не в состоянии и отдают его вновь в учреждение.

– Рассчитать на сто процентов ничего нельзя, это я уже говорила. Всё будет развиваться непредсказуемо. Понятно, что нужно всё узнать о конкретном заболевании, расспросить, как оно может развиваться, какие существуют перспективы, взвесить ресурсы своей семьи. Но соломку-то гарантировано никто не подстелет.

– А что делать, если уже позднее всплыл диагноз, о котором в учреждении не сказали?

– То, что делают с любым диагнозом: идти к врачам, искать помощи, разбираться. А дальше – по ситуации. И снова я скажу о том, что необходима индивидуальная поддержка, в том числе семьям с детьми-инвалидами. Потому что общего универсального ответа нет, есть индивидуальные случаи конкретной семьи, которые нужно решать.

– Существуют ли возвраты в других странах?

– Возвраты есть везде и везде их число невелико – и в мире, и в России. Конечно, правильно, воспринимается как норма, что если человек взял ребенка, взял на себя за него ответственность, то не должен его возвращать из-за того, что стало трудно, что ребёнок не понравился, что он разочарован тем, что родительство оказалось не таким счастливым, как представлялось. Это все правильно, конечно. Но при этом надо понимать, что невозможно довести число возвратов до нуля. Это все равно когда-то будет происходить.

– Если люди вернули ребёнка в учреждение, у них больше нет шанса вновь стать приёмными родителями?

– Бывает по-разному. Многое тут зависит от того, как происходил процесс возвращения ребёнка в учреждение, как они расстались с ним. Это очень важно – правильно расстаться с ребенком, чтобы не вешать на него вину за случившееся, не сваливать ответственность, принять решение, готовы ли они дальше общаться, даже если ребёнок не будет с ними жить, или не готовы? Важно по-человечески объяснить ему всё происходящее, не обманывая и не обвиняя.

Теоретически, по закону, если люди не справились и вернули ребёнка сами, они вновь не могут стать приёмными родителями. Но в реальности бывает по-разному.

Я знаю немало семей, которые, так сказать, справились со второго захода. Но, надо сказать, что у них у всех случаи возврата были очень непростыми для них, они очень старались избежать их. Делали для ребенка все, что можно, чтобы как-то облегчить ситуацию, чтобы он не чувствовал себя виноватым после возврата.

Для меня принципиально важен именно этот вопрос. Даже не сам факт, вернули или нет, а как вели себя в этой ситуации. Потому что бывает, что сами дети не приживаются в семье по разным причинам. Не удержишь же ребёнка насильно?

– К вам за консультациями часто приходят люди, которые боятся, что могут отказаться от ребенка?

– Конечно, я работаю на кризисном консультировании. В некоторых случаях людям потом удаётся справиться с ситуацией, в некоторых – уже нет. Тут важно, на какой стадии пришёл человек. Если тогда, когда есть силы что-то делать, то ребёнок чаще остаётся в семье, сложности преодолеваются. А кто-то приходит уже тогда, когда полностью выгорел и уже не способен ни на что.

– Как вы думаете, почему в СМИ часто появляется информация, что у нас в России большое число возвратов, что возвращают усыновленных детей? Ведь реальности это не соответствует?

– Потому что журналисты не вникают в тему, не могут разобраться, что, например, если ребёнка из-под опеки усыновили, то документально фиксируется отмена опеки. То есть по бумагам – «отказ». Таких «мелочей» множество.

Журналисты, чиновники говорят странные вещи. Валентина Петренко, представитель комитета Совета Федерации по социальной политике сообщила, что две трети усыновлённых детей у нас возвращают. Где она взяла эти данные – загадка.

Вот от общей некомпетентности, нежелания разобраться и получается картина, не соответствующая реальности.

August 24, 2017, 6:00 AM

«Бог неслучайно не дает детей». Екатеринбурженка рассказала, почему вернула ребенка в детдом

Как взять ребенка из детдома и не сдать его обратно. Людей, которые готовы сделать этот важный шаг, часто пугают бюрократическими препонами и ответственностью, но редко говорят о том, что происходит после того, как чужой малыш появляется в вашем доме. Этот материал ЕАН - о женщине, которая решилась попробовать. О том, насколько сложно взять воспитанника приюта, как адаптации ребенка «помогают» психологи и педагоги и почему героине пришлось расстаться с одной из приемных дочек.

Все имена изменены, чтобы мы могли передать правдивую историю без купюр.

Предыстория

В 44 года Ирина, у которой к тому времени уже был взрослый сын, взяла на воспитание первую приемную дочь. Потом - еще двух. Сейчас подумывает о новом приемном ребенке. Воспитанием Ирина занимается одна, без мужа. Вместе с семьей живет ее мама, которая приемным детям была не особо рада. Зато родной сын Ирины эту идею приветствовал, и теперь одна из приемных сестер нянчится с его детьми.

Алиса

«Мысли были еще давно, когда я работала акушеркой и видела, как мамы отказываются от детей. А потом родила собственного сына, жизнь кипела… Стала массажистом. Много работала, ездила на Север. Мысли о приемном ребенке иногда возвращались. Тем временем сыну исполнилось 18. Ему было уже не до меня… Одна из моих пациенток тогда рассказала, что взяла на воспитание девочку и что ей запомнилась еще одна воспитанница приюта: хорошая такая, симпатюлька. А потом пациентка сообщила, что ту девочку забрали у приемной мамы, которая оказалась ненормальной. Они уже прожили вместе три года.

Проблема всплыла, когда ребенок перестал ходить в школу: женщина заперлась дома и девочку тоже не выпускала.

Тогда я решилась. Моя клиентка сказала, что нужно пойти к инспектору соцзащиты, и та дала список из 21 справки, которые надо собрать. Проблем особых с этим не было - справки собрала за месяц. Я пришла в детдом для музыкально одаренных детей, пообщалась с Алисой, и мы друг другу понравились. Ей было девять лет, это было восемь лет назад. А потом получилось, что места много, почему бы не взять еще?

Маша

Через несколько лет я взяла вторую девочку - Машульку, а еще через год - Веронику. Из того же детдома. Маша на год старше Вероники.

Когда я взяла Машульку, она была до того очаровательная - я всем своим знакомым говорила, что нужно разбирать детей из детдомов, если все они такие. Творческая личность, умела всем понравиться. Но, видимо, с появлением третьей девочки - Вероники - я не стала котироваться у нее как мама. Может быть, она меня сразу как маму не восприняла.

Маша делала все, только не то, что я ей сказала. Дома попросишь ее убрать свои вещи, а она садится на пол, и все: не буду!

С другими детьми хорошо сходилась. А вот с Вероникой не пошло. Хотя они раньше жили в одном детдоме и изначально Маша была не против, чтобы взять Веронику.

Если что-то шло не так, когда девочки делали уроки, Маша брала шариковую ручку и острием втыкала Нике в ноги.

Зато Маша хорошо училась - на «4» и «5». Причем легко. Классная руководитель очень ее любила. Даже слишком… В третьем классе она Маше заявила, что заберет ее к себе, если я ее вдруг отдам в приют. А потом началось постоянное непослушание - видимо, Маша желала, чтобы я ее отдала.

Не позволила любить

Первый раз, когда она совсем перестала слушаться, я позвонила в приют и попросила поработать с ребенком. Привезла ее. Она там была полторы недели и вернулась - вроде бы все поняла.

Однажды, когда я была в приюте на учебе, у них с Вероникой была сильнейшая драка. Я прихожу домой, моя мама в трансе. Я говорю: что случилось? А мама: Машу убирай, я не дала ей задушить Нику. Говорит, что прямо волоком ее оттащила.

У Вероники синие следы от пальцев остались на шее.

Снова отвезла Машу в приют, чтобы поработали психологи. Когда приехала через две недели, оказалось, что никто с ней так и не работал. Еще через две недели - то же самое. Почему не работали - никто ничего не объяснил. Насколько я потом поняла, они на тот момент уже решили, что Машу из семьи будут изымать. И они уговорили меня написать заявление, что я в связи с нарушением здоровья не справляюсь с воспитанием девочки.

А та учительница, которая на 13 лет меня младше, в приют так и не приезжала.

Сейчас Маша в семье в Серове. Я за нее не беспокоюсь, она свое место в жизни найдет.

На прощанье я ей сказала: очень жалко, что ты не позволила себя любить.

«Какая смешная тетя!»

Когда я пришла на так называемую «Школу родителей» в приют, это было просто смешно. Нам всем предложили нарисовать душу. А потом об этой душе еще и рассказать. Но ведь мы пришли не разбирать собственное психологическое состояние. Мне казалось, что в этой школе должны объяснять родителям, к чему нужно быть готовым и как вести себя в сложных ситуациях: когда ребенок ворует, когда не хочет мыться.

Маша умудрилась украсть туфли у одноклассницы и проходить в них весь день. А потом еще и заявила хозяйке, что это я Маше эти туфли купила. Вероника стянула кошелек у одноклассника с 300 рублями на обеды и потратила их. Алиса своровала деньги у меня.

Когда начались проблемы с Машей, психолог на второй встрече мне сказала, что я такая энергетическая женщина, что у нее после моего рассказа температура подскочила до 39.

Я ей сказала: а вдруг вы помрете, если мы будем работать дальше? Развернулась и ушла.

Детский психолог в приюте тоже насмешила. Когда я привела к ней двух не по годам развитых девиц - Машу и Веронику, им тоже предложили рисовать. Но уже не душу, а что-то черное, которое наваливается на них из-за угла, когда они хотят сделать что-то плохое. Маша быстро нарисовала существо из вчерашнего мультика, а Вероника - срисовала. Психолог была довольнешенька. Когда вышли с ними из приюта, девчонки расхохотались: какая смешная тетя! Я понимаю, еще с 5-6-летними так работать: будто это не они виноваты, что делают плохое, а что-то черное, из-за угла наваливающееся.

Вероника

От учителей мы тоже натерпелись. Например, через два месяца после того как я взяла Веронику, ее учительница, встретив меня на улице, начала мне рассказывать, что девочка такая-сякая. Учительница была молодая, только институт закончила. А я ей говорю: мы с вами воспитываем ребенка 50 на 50 - половина ответственности лежит и на педагоге.

Вообще Вероника очень много делает хорошего, но потом выдает что-нибудь такое, что с ней не хочется общаться. Нормальный день рождения она получила только в этом году, раньше все время была за что-то наказана.

В школе она научила всех материться, постоянно срывает уроки.

Однажды звонит учительница и говорит, что больше не поведет класс на экскурсии. Они пошли на завод Pepsi, и там стоял огромный чан с сахаром. Вероника больше ничего не придумала, как упасть в чан лицом и есть сахар. Другие последовали ее примеру. Она устраивает клоунаду, чтоб все обратили внимание. Потом говорит, мамочка, я больше не буду. Проходит день-два, и опять звонит учитель.

Раньше у нее были страшные истерики. Упиралась руками в пол и просто орала без перерыва.

По два с половиной часа, однажды - пять часов. Что я с ней только ни делала - и на голову воду лила, и таскала в ванную - умывала, в конце концов, облила просто водой сидящую. Всегда это было по поводу того, что я начинала проверять математику. И я перестала проверять, чего она и добивалась.

Страх объятий

Тяжело с детьми, которые приходят из детского дома, - они живут по принципу «Я хочу!».

Если вещь не нравится, я ее порву, испорчу - мне дадут другую. И с игрушками так же, с канцтоварами, с чем угодно. В детском доме же спонсоры.

Однажды, после того, как что-то было сломано, они мне заявили: а что, спонсоров-то нет, что ли?

Дети из приюта не понимают, что деньги надо заработать, для этого нужна профессия, чтобы ее получить, надо учиться. А у них: хочу гулять и буду гулять, наплевать на уроки.

В детском доме за ними особо никто не смотрит: в 19:40 закрывается дверь, а до этого твое личное дело.

Разница между своими и приемными детьми очень большая. Конечно, я люблю и сына и девочек, но по-разному. Собственный ребенок - он еще во внутриутробном периоде узнает все твои реакции. Он с самого раннего детства знает, что мама - это существо, которое обижать ни в коем случае нельзя.

Если с собственным ребенком изначально общность, то с ними она выстраивается только сейчас.

Вероника только в этом году поняла, что после школы надо идти домой. Уроки заканчивались полвторого, а домой она могла прийти в шесть. Где была? Гуляла.

Очень много было таких моментов, когда просишь что-то делать, а тебе говорят: отстань, тебе надо, ты и делай.

В ответ на это я обычно садилась напротив и говорила: почему я должна стирать твои грязные штаны, готовить тебе еду, мыть посуду и все остальное, а ты не хочешь сделать элементарные вещи.

Как-то раз после того, как они на даче что-то не захотели сделать: я им поставила по куску хлеба и стакану воды.

А ведь в детском доме - там награда идет ни за что: вкусности, пирожное, вне зависимости от того, как ребенок себя повел. Но надо же ребенку доказать, что он неправильно себя ведет.

Все очень сложно со стороны сексуального воспитания. Они все на свете знают. Уже в 11 лет. Их нужно держать в руках.

Память и внимание у них все же работают не так, как у обычных детей, - организм, видимо, боится что-то запоминать, зная, что может это потерять. Как родную маму.

Еще я поняла, что если их лишний раз к себе прижимать, обнимать, они начинают себя хуже вести. Не знаю почему. Сами-то они рады, когда их обнимешь.

Родная мама

«Мамой» девочки начали называть Ирину сразу.

Алиса не говорила дня два или три. Я просто потом пришла, взяла ее за щеки, сказала: скажи «мама». Потом еще раз…

Я всегда им говорила, что не буду против, если их родители захотят с ними встретиться. Но я объясняла, что на это должно быть разрешение от опеки: мама должна иметь жилье и работать, чтобы вас содержать, тогда вас отдадут.

Разговоры про родных мам были. Вероника говорила, что ее мама ищет и не может найти.

Я не знаю, употребляла ли она сама наркотики или нет, но ее посадили за их продажу.

Уже два года, как ее освободили, не звонит, не пишет. А она ведь не лишена родительских прав.

Бог неслучайно не дает детей

У меня есть знакомые, которые взяли детей на воспитание, не имея своих. Я бы не рекомендовала так делать - у них все закончилось достаточно плохо. Причем и семьи были разные, и дети - начиная от двух лет и заканчивая девятью. Господь ведь, наверное, не просто так не дает детей…

Женщина, которая ходила ко мне на массаж, - у нее приемная девочка в 18 лет получила квартиру, собралась и ушла. Сейчас она нигде не работает, хотя у нее хорошее музыкальное образование. Я, наверное, не смогу просто так отпустить.

Еще один пример. Пара растила ребенка с трехлетнего возраста. А когда у девочки начался подростковый возраст, приемные родители разошлись, у мамы появился другой мужчина, а девочку отправили к бабушке, которой этот ребенок был не нужен. Начались гулянки, в 12 лет девочка стала женщиной…

Другая ситуация - взяли мальчика, а когда у него начался подростковый возраст, пошли девочки, и про родителей он забыл. И родители про него забыли - вот что страшно.

И обратно дети полетели в детский дом.

А тем, у кого уже есть свои дети, - берите! Важно, чтобы была финансовая возможность - театр, кино, книги стоят денег, а государство выделяет на ребенка по 10 тыс. рублей в месяц. Ну и самое главное - внутреннее состояние - если ты любишь людей и можешь прощать. Многие просьбы придется терпеливо повторять раз за разом. Причем нет гарантии, что в конце концов ребенок исправится.

Иногда ребенка берут, только чтобы любить, а его еще надо научить жить.

Об ошибках

Если бы я себя нормально чувствовала, я бы ни за что Машку не отдала.